Андреевна была, очевидно, нужна ему: идеальна в смысле верности, семейности. Вместе с тем, когда дошло до дележа наследства, стала на сторону детей. Угрожала самоубийством. Стреляла из пугача, выбегала на улицу неодетая. Соседи называли графиню кликушей. Крестьяне, когда это происходило в Ясной, советовали отходить ее кнутом: много лучше будет. “В нашем простом быту мы – вожжами”, – делились опытом мужики. Льву Николаевичу было стыдно, что не смог совладать с бабой, которая выскочила из хомута. Софья Андреевна была средним человеком, земным посланцем в горней вышине его помыслов. Жили в доме, где было несколько уровней непонимания. Дочери были за отца, но каждая – против сестер. Старший сын Сергей слыл исправным тиуном, служакой.
Илья и Андрей кутили и крутили деревенские романы. Лев ревновал отца к литературной славе, ненавидел его. Были далеки друг от друга, словно жили на разных планетах. Павлинов и здесь видел разницу потенциалов. Да и делить было нечего: сам нищий. Но нечто похожее происходило в его доме. Однажды ночью услышал разговор жены и дочери. Полагали, что спит, а он как раз проснулся от их голосов.
//
/Полина/: Разве он муж тебе? Говно, а не муж.
//
/Валерия/: Я тоже хороша. Но ты что, пришла меня обсуждать или хочешь рассказать о себе?
//
/Полина: /У тебя все какую-то лошадь поминает – у меня вообще импотент. Ничего не может, а говорит, что виновата я.
//
/Валерия/: Зачем тебе это? Я худо-бедно прожила почти сорок лет, а тут кусок дерьма приклеился, унижает тебя. Приходит только для того, чтобы вытереть ноги об тебя. Зачем тебе это?
//
/Валерия/: Что я могу сделать?
//
/Полина/: Выгнать! – После паузы: – Мне жаль его.
В ту ночь Павлинов не сомкнул глаз. “Говно, а не муж!” – клокотало внутри. Это – о не-ем, который мог размазать ее по стене! Она и возникла случайно. Отдыхали у друзей на Волге. В доме были две девочки – Алена и Натаха. Ребята уходили на работу – Валерия и
Павлинов оставались с детьми. Ехали к Волге. Бродили по лесу, купались, загорали. В первый же вечер, как вернулись в Москву, признались: чего-то не хватает. Недоставало девочек. Ночью решили – в их руках (и не только!) восполнить проедину. Надо лишь перестать предохраняться. Виктория залетела с первого раза. Павлинов помнил, как сидел в палисаднике перед родильным домом. Было тихо, как может быть только в большом городе в семь утра. Пахло влажной пылью, листвой. Годы и дни его жизни клубились перед ним. Проносились, истаивали обрывками туч, перьями облаков. У каждого жизнь проходит по-своему, думал Павлинов. Один тратит ее на разгадыванье атомного ядра, другой – на то, чтобы написать “Войну и мир”. У него жизнь ушла на то, чтобы остаться честным приспособленцем. Не изменять жене, согласиться на то, чтобы в доме появился ребенок. Уж кто-кто, а Павлинов знал: будь даже байстрюк, он никогда бы не ушел от
