Гости лезли целоваться с Артуром, пепельной женщиной. “Она, конечно, ни сном, ни духом”, – качал головой сообразительный Павлинов. Евка хохотала вместе со всеми. Сказала, что оба они артисты местного
Народного театра при Киноконцертном. В девяносто шестом агитировали за Ельцина. Им разрешили приватизировать местные подмостки. Артур, кроме того, кажется, пишет стихи, так что люди они не бедные.
Павлинов пробормотал что-то насчет имевшего быть свинства, отодвинулся от Евки. Вгляделся в пепельную: не первой молодости, благообразное лицо. Крупные губы, прищуренные глаза. Наверное, близорука, а очки носить не хочет. Поправил свои окуляры.
– Кого привела-а? – ворчал Вовчик. – Мало нам здесь зеркальных отражений? Из него же песок сыплется!
Евка не соглашалась. Говорила, что Костя Павлинов – особый для нее человек, любому из присутствующих даст двадцать очков вперед.
– Еще когда-а подарил свой портрет в образе рыцаря! Был в шлеме, кольчуге, почему-то, правда, рыжебород. Мы с мамой так и не поняли.
Долго смеялись.
– Когда это было! – бубнил Вовчик. – Поди, еще до войны? А ты все помнишь.
Подумала, что хахали, как и мужья, – собственники и приживалы.
Сказала, что никогда не обещала быть только с ним, особенно сегодня.
Вспомнила, как лет десять назад робко пришел к ней, сказал, что принят в Горьковский университет, будет, как и она, историком. Жила тогда на Самстрое. Муж был рабочим Автозавода, тоже ее учеником. Но жизнь не заладилась: пил, иногда бил ее. Не знала, что делать. Увела тогда Вовчика на берег Оки. Целовала, но больше ничего не позволила.
Переспали они позже (муж был в ночной смене), но утром… раздался звонок. “Это он!” – шепнула Евка, соскользнула с тахты, уползла в угол. Вовчик помедлил на пороге, стал на четвереньки, пополз к входной двери. Стараясь не звякнуть, вынул ключ, приник к замочной скважине – с той стороны на него смотрел такой же напряженный, остановившийся взгляд. Отполз, с омерзением ощущая холодный пол, свое укороченное тело. В комнате, закрыв дверь, сказал, что он там.
“Что делать?” – в ужасе шептала Евка. “Я выйду”. “Не-ет!” – повисла у него на шее. Просила подождать: не будет же вечно стоять на лестничной клетке. “Отойдет – ты выскочишь. За меня не бойся”.
Оделся, вместе подошли к двери. Вовчик опять вынул ключ: лестничная клетка была пуста. Евка распахнула дверь – он быстро вышел из квартиры. Сворачивая к лестнице, заметил – на забежной площадке кто-то стоял лицом к окну. Застучал баретками, чувствуя неожиданное облегчение. О ней в тот момент не думал. Мысль о Евке пришла позже, когда узнал, что отвезли в больницу. Пришел к ней: “Не тронул тебя?”
