Сев за стол, я беру первую карточку и одновременно нажимаю тангету.
– Диспетчерская, – отзывается селектор.
– Слава? Привет, Бармин. Василий Никифоров, сорок девять лет, – читаю я заголовок карты. – Кто информатор?
– Есть Василий Никифоров, сорок девять лет, – послушно репетует
Слава. – Вдова – информатор… Подавать?
– Опять вдова, – вздыхаю я. – Опять из пустого в порожнее. Надо вообще вдовам запретить…
– Ну пока-то не запретили, – резонно замечает Слава.
– Да уж, ничего не попишешь. Подавай.
Подъемник плавно уезжает в пол, оставляя черное зияние прямоугольной дыры. Почему-то именно эта дыра – самое тревожное, что нахожу я в своей работе. В ней какое-то неприятное обещание, в этой дыре. И хоть я досконально знаю все, что она может обещать и никаких неожиданностей для меня быть не может, а все-таки каждый раз, как подъемник оставляет мне черную пустоту, уползая в пол, чтобы вернуться с грузом, становится не по себе.
Проходит не больше минуты, и подъемник возвращается.
Теперь на его плоской платформе лежит Василий Никифоров, сорока девяти лет. Василий Никифоров накрыт фирменной простыней грязно-розового цвета, украшенной зеленой флюоресцирующей диагональю. Она равнодушно облекает бренный прах, позволяя угадать очертания тела. Нос является его высшей точкой. Второй, чуть менее значительный выступ – внизу живота.
Я приподнимаю простыню и несколько секунд смотрю в мертвое лицо. Мне важно увидеть его до самых первых слов информатора. Слова информатора должны ложиться на зримый образ.
Вернувшись к столу, нажимаю клавишу.
Щелкает замок, и дверь напротив медленно отворяется.
– Можно? – звучит дрожащий голос.
Женщина лет пятидесяти (серый костюм – юбка-жакет, белая блузка, черный кружевной платок на голове) нерешительно ступает в проем и делает два шага. Она косится в сторону подъемника, где лежит тело.
Третий шаг уводит ее чуть в сторону от верного направления – инстинкт подсказывает ей держаться подальше от покойника, и она невольно шагает по дуге.
– Прошу вас, садитесь. Анна Дмитриевна? – уточняю я (так написано карандашом на верхнем поле карточки).
– Да…
– Соболезную вам.
Она садится. Потом склоняет голову и всхлипывает. Когда оставляет попытки натянуть на толстые колени вытертую юбку, ее пальцы теребят носовой платок.
Мы молчим.
Проходит положенная минута. Я откашливаюсь и спрашиваю:
– Вы были женой Василия Никифорова?
Анна Дмитриевна снова кивает.
– Расскажите мне о нем, – прошу я. – Вспомните самое важное, что с ним связано.
