Однажды на площадку пришла сама красавица мамаша и попыталась наладить отношения сына со злыми мальчишками, предложила им игру, где не надо водить, но ее освистали, и, поняв, что сделала только хуже, она ушла униженная, ненавидящая всех и вся, а больше всего Колюню, хотя он ее не оскорблял, не хамил, а глядел сочувственно и испуганно.
Но назавтра Гоша опять увязался за мальчиками, и ему пришлось водить.
– Живей, живей! – орали они.
Гоша шатался от усталости и из последних сил кидал мяч, стараясь попасть в развалившихся на траве ребят. Мяч летел слабо, неточно, и мальчики играючи отбивали его сильными футбольными ударами на сухую выгоревшую траву.
– Бегай, бегай давай! Шевелись!
Гоша вяло подбирал мяч и кидал его двумя руками, одной сил не было, хитрил, старался подбросить поближе, чтобы оттуда уже ударить точно. Но они разгадывали его хитрости, орали, и кто-нибудь, касаясь рукой земли, как того требовали правила, подбегал к мячу, опережал Гошку и что есть силы бил по нему.
Вместе со всеми Колюня испытывал мстительное удовлетворение, но одновременно с этим его душа раздваивалась, и он начинал чувствовать водившего, его обиды и переживания, точно это он бегал за мячом и против воли шептали губы: “Они меня ненавидят, они нарочно, нарочно”, а из жаркого марева доносилось:
– Жухала! Жухала!
Но какой же он жухала – он просто устал.
“Да разве так отыгрываются?” – думал Колюня, глядя на Жиртреста.
Надо не жалеть себя, а бегать, бегать быстро – они отобьют, а ты беги, не давай им опомниться и бей, забыв про усталость и жару, не позволяй себе обижаться и разнеживаться, не смей себя жалеть, и тогда назло бесчестным судьям и смотрителям чужого жилья обязательно попадешь и забьешь проклятому Уругваю гол.
Точно услышав его, Гоша принялся носиться по площадке, снова дрожали руки, тек по лицу пот, удар, они отбили, снова удар, но теперь мяч уже ближе. Артур увлекся и не заметил, что у него открылась задница, он уверен, Гоша не будет по нему бить, но тот неожиданно наклонился, отвел руку в сторону и резко бросил мяч под Артуркину ляжку.
Мяч стукнулся, откатился, и Гоша, а Колюня мысленно вместе с ним, с радостью и торжеством заорал:
– Есть!
– На жопе шерсть!
На Артуровом лице появилось смешанное выражение досады и угрозы.
Он посмотрел на Гошу прищурившись и процедил:
– Води, давай!
– Было! Было!
– Не было!
У Гоши задрожал от обиды голос, а Артур дал ему пинка и закричал:
– Води, щенок!
– Сам води!
