– Иду-у! – отозвалась Амплитуда Андреевна, она же Поленька в ознаменование естественной близости двух одиночеств внутри семейного, можно сказать, очага.
Однако, спорхнув по винтовой лесенке в кабинет близкого и дорогого ей майора в отставке, Поленька никого там не нашла…
…– Что за вид, майор? – нахмурился Куратор. – Где ваши наушники?
Голубь щелкнул каблуками и с ужасом обнаружил, что отсутствует также левая шпора. “Дело пахнет гауптвахтой! – содрогнулся голубь в чине майора. – Не избежать позора за халатность и потерю бдительности…”
– Ладно, – махнул рукой Куратор и, по-орлиному дернув шеей, искоса метнул из-под гребня грозный взгляд на вопиюще неуставную форму дежурного офицера. – К делу. Я слышал, у вас имеется какая-то вельможная родня в Британии?
– Я никогда не делал секрета из этого факта… – голубь потупился.
– И это правильно, – усмехнулся Куратор. – Не завидую полушинелям, которые вздумают секретничать за нашей спиной – спиной тех, кто в моем лице стоит на страже мира и прогресса. Уж я-то не просплю, а, как думаешь, фраерок? – Куратор прищурился, выгнул грудь, задрал красную бородку и издал нехороший квохчущий смешок.
От страшного слова “полушинели” (за которым вставал образ вереницы разрубленных пополам людей в форме) и особенно от этой внезапно блатной и потому жуткой фамильярности голубь мгновенно облился холодным потом.
Куратор вышел из-за стола и принялся, раскуривая трубочку, вышагивать из угла в угол. Шпоры тусклого золота волочились за ним по толстому ковру, оставляя в ворсе белесые борозды. Голубь пугливо покосился на свою левую ногу и незаметно переступил в тень.
– Садись, чего стал, – буркнул Куратор, продолжая чертить по ковру свои диагонали. – Полетишь, короче, с особым заданием. – Голубь кивнул. – Почему не спрашиваешь, куда? Или знаешь уже? – опять прищурился страшный Куратор.
– Н-нет… – затрясся голубь. – То есть я…
– Э, да ты боишься меня, мой мальчик? – Куратор прокуренными желтыми пальцами взял голубя за подбородок и заглянул на самое дно души. -
Что вы все, как сговорились, честное слово! Я же весельчак, дитя добра и света, солнечный пацан! А? Что? Не веришь? Во-от… И жены мои, дуры, как увидят – врассыпную, догонишь одну, другую, оттопчешь, сидит, дура, клювом щелкает, в себя от счастья прийти не может – чего, спрашивается, улепетывала, как угорелая кошка? Гондон!
Голубь вздрогнул.
– Кто?
– Что “кто”, идиот?
– Кто, простите, “гондон”?..
Куратор опять запрокинул бородатую, увенчанную гребнем голову и визгливо закудахтал.
