Жидкое время | страница 22



Поэтому сержант, навеки с того дня одинокий, за последний год войны методично убил сто восемнадцать немцев.

Сначала в нем была ненависть, но потом он убивал их спокойно, молодых и старых, безо всяких чувств, – ему нужно было сравнять счет, чтобы мир не выглядел несправедливым. Три недели назад он убил последнего и теперь спокойно спал, ровно дыша.

Душа его отныне была пуста и лишена боли. Теперь он вечерами играл с немецким мальчиком и кормил его семью пайковым салом. Если бы

Розенблюм знал все это, то решил бы, что сержант – настоящий гомункулус. Он считал бы так потому, что украинец вырастил себя заново, отказавшись от всего человеческого прошлого.

Но Розенблюм не знал ничего об этой истории и, ворочаясь, думал только о мертвом профессоре Коппелиусе и живом страшном Фетине.

Фетин в этот момент не спал и бережно паковал свои больные ноги в портянки. Где-то в подвалах этого города сидит кот Павлова. Где-то в этом городе прячется кот Павлова.

Утром его подчиненные прежде самого Фетина увидели сизое облако папиросного дыма, что уже заполнило их дальнюю комнату в комендатуре.

Переводчики из штаба фронта со вчерашнего дня шелестели бумагами в доме профессора Коппелиуса, по городу двигались патрули, механизм поиска был запущен, но Фетин чувствовал себя бегуном, что ловит воздух ртом, не добежав до финиша последних метров.

Когда офицеры стояли у штадтсплана, Фетин подумал, что нет ничего фальшивее этой висящей на стене карты – центр перестал существовать, улицы переменили свое направление, номера домов сделались бессмысленными. Чтобы отвлечься, он спросил молодого капитана:

– Вы, кстати, член партии?

– Я комсомолец, – ответил Розенблюм.

– Помните, что такое вещь в себе?

– Вы же читали мое личное дело. Я окончил философский факультет – или вам нужны точные формулировки? Непознаваемая реальность, субъективный идеализм… Я сдавал…

– Давайте считать, что мы ищем кота в себе. Это ведь чушь, дунь-плюнь, опровержение основ. Представляете, найдем мы этого искусственного зверя, чудо советской науки, а это ведь наш зверь, наш – даже не трофейный. Что тогда, а? что?

Капитан замялся.

– Так я вам скажу – ничего. Все потом опишется, мир материален. -

Фетин вспомнил слова рядом с могилой Идеалиста. – Мир материален.

– Да. Трудно искать кота в темном городе, особенно когда его там нет. – Розенблюм поймал на себе тяжелый взгляд и поправился: – Это такая пословица, китайская.

Переводчики приехали вдвоем – серые от пыли и одинаковые, как две крысы.