Альбертовна и не обещала ей ничего такого.
Долгие годы вынужденного одиночества приучили Лидию Альбертовну держать чувства всегда скрытыми от посторонних. Тратить последние силы на поддержания витрины. И сейчас ей это здорово мешало, очень хотелось раскрыться Даниле, но мышцы души, ответственные за искренность, не то что бы атрофировались, но уже давно существовали в автономном от прочего организма режиме.
Из состояния задумчивости ее вывел очередной вопль Марины.
– Но почему же нельзя, чтобы все, как у людей? Ведь у меня же есть не только задница… Он обо мне-то хоть подумал? Почему ему нужно унижать меня? Дело даже не в удовольствии, которого я не получаю…
Постепенно до Лидии Альбертовны дошла суть проблемы. Вот, оказывается, как у людей бывает, да-а-а-а… кто бы мог подумать.
– И что, ни разу? – потупясь, спросила она, внутренне сжалась.
Покраснела: все как положено.
– Только поначалу, чтобы не отпугнуть… – обстоятельно докладывала
Марина, нисколько не смущаясь пикантности ситуации и чудовищности подробностей. – Поначалу все было так хорошо… Все так славно начиналось… – Тут она даже позволила себе улыбнуться, продолжая расточать нежный аромат несчастья. – Он вообще-то игрун и забавник.
Вот этот запах, дико, кстати, дорогой, он мне подарил. Знаете почему?
Теперь, заинтригованная, Лидия Альбертовна слушала более чем внимательно.
– Понимаете, каждая любовная игра ассоциировалась у него с определенным запахом. Чем только он меня не мазал… Однажды даже нашатырным спиртом обливал, представляете? Ну, не обливал, тут я немного преувеличила… Особенно гнусно было с сырой рыбой рядом… Ага…
Но и это я тоже вытерпела. Не говоря уже об остальном… Ну, вы понимаете…
Лилия Альбертовна не понимала. Фантазия отказывалась помогать Марине в ее рассказе.
– Но потом, словно в награду за мученья, он перешел на духи и одеколоны. Его возбуждали резкие, истинно мужские запахи, грубые и нецивилизованные. От этого советского одеколона… сейчас его уже не выпускают, кажется… нет, сейчас и не вспомню… он просто дурел, начинал царапаться и кусаться… я бы вам показала свое истерзанное тело, но мне неудобно… А мне он подарил одеколон… сказал, что им пользовались солдаты третьего рейха. Так, кажется…
Лидия Альбертовна даже поежилась от неожиданности. Бедная девочка…
А Марина потянулась снимать кофточку, но вовремя одумалась. Пришла в себя.
Только сейчас Лидия Альбертовна поняла, почему ее занимал, тревожил осязательный портрет Марины: из-за мужского парфюма она пахла не так, как все остальные женщины, но – особенно пикантно и развращенно. Ее извращенный любовник действительно знал толк в одеколонах и нашел изумительное (дико смущающее, потому что возбуждающее) сочетание бабьей конституции и самцовского звучания запаха.
