Лидия Альбертовна автоматически отметила красивые и ровные белые зубы. Наверняка здоровые, с завистью подумала она; в семье ее с зубами явно не заладилось. Ей точно сделалось стыдно за то, что она поймала себя на зависти, мелкой и недостойной звания человека и работника культурного учреждения.
– А откуда это вы знаете, что я не крещенный? – попытался уйти в сторону нарушитель.
– Потому что креста на тебе нет. А был бы, так не поступал бы, – сурово сказала Лидия Альбертовна.
Эти слова ее напоминали сладкие шарики: гомеопатическое, противопростудное средство, которое следует принимать по три-пять горошин три раза в день во время болезни, а в профилактических целях – один раз в день по очереди, но из разных пакетиков.
– Но ты зубы-то мне не заговаривай.
– А я и не заговариваю зубы-то, – цинично вывернулся хулиган. – Не докажете.
– Ах, ты, мерзавец этакий… – неожиданно расстроилась Лидия
Альбертовна. Она совершенно не представляла, как же ей вести себя в такой вот ситуации.
То есть пока она там куковала, долгими, длинными днями сидя на уютном стульчике возле телефона, ей и в голову прийти не могло, что случится непредвиденная ситуация, нужно будет обезвреживать преступника, предпринимать некоторые действия, сопряженные, между прочим, с опасностью.
Преступник стоял тут же. Понятно, что он растерялся не меньше малохольной смотрительницы: провал совершенно не входил в его планы, просто не предусматривался.
Конечно, по уму, следовало броситься к телефону, вызвать охрану
(видели бы вы этих бойцов невидимого фронта), передав полномочия над ситуацией каким-нибудь другим людям.
Но вместо этого Лидия Альбертовна вцепилась поганцу в рукав и потащила в сторону служебных помещений, в тот самый коридор, где сидели искусствоведы и некогда в прошлой жизни она работала в библиотечной комнате.
Ноги у нее подгибались от неожиданности ситуации. И школьник сопротивлялся не слишком агрессивно. Кино какое-то. Глупый фарс.
Увидев со стороны, от стыда помереть можно.
В зале так никого и не было. С потемневших от времени картин безучастно взирали иностранцы. Жизнь их казалась безмятежной и приятной.
Где-то в районе дверей парнишка начал приходить в себя и сопротивляться. Но не физически, а скорее, я бы сказал, настойчивым моральным образом. Он начал говорить тихо-тихо, быстро-быстро, стараясь убедить, как он про себя ее назначил, ватрушку-старушку отпустить его подобру-поздорову.
– Понимаете, это игра, игра, нужно выиграть спор… мне нужно было принести бирку… мы с ребятами, с другом, ну, одним, да, поспорили, я должен ему принести бирку… бирку из музея… знак того, что я не сдрейфил… не испугался, понимаете… это же ничего серьезного, ничего плохого… ну какая-то там бирка…
