Закурил я, конечно, не на виду у всей Чечни, не переигрывая, а так, как курит часовой, когда запалиться никак нельзя, но терпеть уже сил нету, да и возможность вроде позволяет – в рукав, накрывшись полой бушлата.
Сигарета дала мне возможность присесть за стенку балкона – вроде как спрятался подымить. Уйти я все равно не мог – он должен был видеть свечение затяжек. Но подумать пару минут – вполне.
Итак, что мы имеем? Балкон, меня на балконе, снайпера в доме напротив, мое знание о нем и его незнание о моем знании, и если я сейчас встану из-за стеночки и продолжу наблюдать, как ни в чем не бывало, он не будет стрелять еще как минимум пятьдесят пять минут.
Почему пятьдесят пять? Расклад простой. Чехи всегда приходят после темноты, часов в одиннадцать-двенадцать. Это мы уже знаем точно, это их тактика – после сумерек группы занимают первые дома от наших позиций, всю ночь наблюдают, а с рассветом дают один-два залпа из гранатометов и уходят. Сейчас – три ночи. Значит, сидят они там уже часа три-четыре. Соответственно, знают всю нашу смену фишки – двенадцать, два, четыре и шесть. Я зашел на фишку в два, значит, смена у меня в четыре. Следовательно, уйти с балкона я могу только в три пятьдесят пять, чтобы разбудить Шишигина и затем снова вернуться на балкон на десять минут до его прихода. Если я даже с тем же каменным лицом, которое мне удалось сохранить при хлещущих из башки кипящих мозгах, повернусь и уйду, ковыряя в носу и покуривая, то не дойду и до середины комнаты. Он меня снимет.
Можно, конечно, тихонечко лечь на пол и поползти – в таком случае он меня, конечно, не достанет. Но здесь в дело вступает вторая беда.
Гранатометчик. С ним – гранатометчик. Это обязательно. Потому что ходят они по двое – по трое. Поэтому, если вспышки моих затяжек на балконе прекратятся, следующий их шаг – граната в окно, где спит все мое отделение, а потом вторая граната в окно той комнаты, по которой буду ползти я. Это уж по-любому.
Здесь, пожалуй, надо сделать отступление и расписать всю диспозицию
– как я оказался на этом дурацком балконе, как мы оказались в этой дурацкой квартире всеми окнами во фронт, почему наша спальня лишь завешена одеялом и светится, как Манхэттен, и почему я не могу шепотом позвать моих долбогрызов товарищей и всем потихоньку не слинять из этой квартиры на пятый этаж и не вмазать из всех стволов и из “шмеля” по окнам в доме напротив.
На ночь роте нарезали три одноподъездные девятиэтажки, стоящие друг за другом. Нашему отделению досталась средняя. Спереди было отделение Шепеля, сзади – Игоря, кажется. Мы вроде как оказались в тылу – спереди наши, сзади наши, справа наши, слева – улица и за ней полукилометровый пустырь, не подобраться. Поэтому квартиру выбирали не по науке, а по комфортабельности. Остановились в двухкомнатной на третьем этаже, с огромной кроватью, паркетом на растопку и уже установленной чехами паршивенькой печуркой. Завесили окна одеялами, вывели трубу, натопили. Ташкент. Красота. “Шератон Палас”.
