Снова Ленин втягивал их в дискуссию, на которую послы не имели полномочий.
Дуайен поспешил поблагодарить Председателя Совнаркома за прием дипломатического корпуса.
Одеваясь, некоторые из них ощупывали карманы своих шуб и пальто. Вера Круглова, телефонистка, девушка любопытная — очень ей захотелось посмотреть на иностранных дипломатов — и чрезвычайно наблюдательная, потом возмущалась чуть ли не до слез от обиды, от оскорбления:
— Это же они проверяли, не украли ли мы у них перчатки или портсигары. А еще — ло-орды!
Горбунов рассказал о возмущении девушки Ленину. Владимир Ильич смеялся до слез. Передал Верины слова Свердлову:
— А еще, говорит, лорды! Как вам нравится, Яков Михайлович! Насколько Верина этика выше их, лордовской, этики. А знаете, я верю, что такие филистеры могли бояться за свои перчатки. Обывательская логика: мол, раз большевики экспроприируют землю, имения, заводы и банки, то почему бы им не стянуть у послов перчатки? Буржуа только так думает о пролетарии. Не удивлюсь, если в какой-нибудь газетенке появится, что у Френсиса в Смольном украли перчатки или калоши. Ах, как точно Вера выразила их сущность! — И снова смеялся, довольный итогами приема и Вериным возмущением.
Этого иностранца Владимир Ильич, радостно возбужденный, вышел встретить в комнату Управления делами, где тот только что разделся и, повесив пальто, причесывал свои каштановые волосы.
При появлении Ленина Фриц Платтен смущенно зажал расческу в левой руке.
Они обменялись крепким рукопожатием, несколько секунд не разнимали рук, рассматривали друг друга и хорошо, по-товарищески улыбались. Выше Ленина ростом, похожий на спортсмена, в элегантной тройке, секретарь социал-демократической партии Швейцарии чувствовал себя неловко от такой встречи и от необходимости на глазах у присутствующих смотреть на Владимира Ильича как бы сверху вниз. Платтен раньше и глубже кого бы то ни было из тогдашних западных социалистов понял гениальность Ленина и величие, интернациональное значение русской революции. Владимир Ильич, в свою очередь, уважал Платтена. Там, в Швейцарии, им приходилось иногда спорить, но Платтен был марксист убежденный и интернационалист твердый, у него не закружилась голова от шовинистического, ура-патриотического угара в годы войны, как закружилась у Шейдемана, Геда, Вандервельде.
— Дорогой Платтен, я рад вас видеть. Это прекрасно, что вы приехали в Россию в такое время. Увидите нашу революцию собственными глазами. Я благодарю вас от имени всех товарищей за вашу помощь в апреле. Наш приезд домой тогда был очень своевременен… А без вас, без вашей помощи нам пришлось бы ехать очень долго… Троцкий добирался из Нью-Йорка два месяца…
