Было темно, и мама стала зажигать керосиновую лампу.
"Неожиданность – моя слабость! Ха-ха-ха, – раздался голос, который до этого велел нам открывать дверь. – Как я рад вас видеть! Как дела? Ха-ха-ха…". Это был товарищ Хижняк.
Когда мама зажгла лампу, мы увидели напротив четырёх мужчин, двух женщин и мальчика-курьера. Один из мужчин держал наготове ружьё, словно ожидал, что из-под кровати выбежит заяц. Всех этих людей мы хорошо знали.
Товарищ Хижняк был пьян, и его губы и челюсти двигались с трудом.
Он не мог стоять прямо. Мы испугались, и инстинктивно мой старший брат и я подвинулись ближе к маме.
– Здравствуйте, товарищи, – произнесла мама дрожащим голосом.
Товарищ Хижняк сделал шаг в её сторону.
– Много воды утекло с момента нашей последней встречи, – выпалили он. – Но как приятно встретиться ночью, а?
– Рада видеть вас, товарищи, – продолжала мама, сохраняя выдержку и уверенность. – Чем могу служить? Пожалуйста, садитесь.
Лампа горела в восточном углу избы. По крестьянской традиции этот угол считался святым местом: здесь висели иконы. С потолка свешивалась лампадка, как символ вечно живого света. На одной из икон лежали кусочки благословенного хлеба в качестве знака божьей милости. Мы встретили товарища Хижняка и его попутчиков в этом углу.
Мой брат Сережа стоял слева от мамы, а я – справа.
Казалось, товарищ Хижняк не расслышал, что сказала мама. Он протянул руки, пытаясь обнять её. Она отступила назад, а он обхватил её самым бесстыдным образом. Со всей силой она отвесила ему пощёчину.
"Отстань от меня, свинья!", – крикнула она.
Немедленно товарищ Хижняк схватился за свой наган. Я быстро прыгнул перед мамой, а Сережка вцепился в Хижняка. Раздался выстрел.
Пуля попала в икону, и посыпались осколки стекла.
Выстрел оказался настолько неожиданным, что все замерли, словно парализованные. Одна из женщин, взглянув на разбитую икону, заплакала. Мой младший брат закричал во весь голос. Я старался успокоить маму, в то время как Серёжка боролся с товарищем Хижняком, который намеревался выстрелить опять. Товарищ Иуда, вероятно, тоже пьяный, упал на колени и что-то промямлил, как если бы он молился.
Затем самый пожилой член комиссии прокричал: "Прекратите! Мы пришли сюда по делу!".
Товарищ Хижняк перестал бороться с моим братом и положил наган в кобуру. После этого он обернулся к пожилому крестьянину: "Пусть лошади думают, у них большие головы, – прошипел он, понижая голос -
"О каком деле ты тут толкуешь?". При этом он вплотную приблизился к старику и презрительно уставился на него. "Дело – это я! – вдруг заорал он. – Тебе понятно? Дело – это я! А ни кто-нибудь! Запомни это своей тупой, грязной, вшивой старой головой!".
