Василий, не ожидая этого, смешался, проворчал, снова отворачиваясь:
– Да ладно, чего там...
– Понимаешь, – сбивчиво заговорила Таня, – ты так неожиданно появился... ну, я и растерялась, сначала даже не хотела показывать тебе Олежку...
Василий, вспомнив, как спокойно встретила она его, и верил – и не верил ей. Таня продолжала:
– Конечно, я совсем не думаю, что тебе должно быть все равно. Но, понимаешь... я уже как-то забыла, что ты... что он твой сын. Давно ведь мы не виделись с тобой. Да и ты наверняка забыл меня...
Таня выжидающе смотрела на него, но Василий молчал.
– Вот видишь, и сам соглашаешься... – И, заметив его протестующее движение, торопливо продолжала: – Ну, не совсем так, конечно, ты, наверно, помнишь, что мы когда-то вместе месяц жили... То есть не наверно, а просто помнишь, но ведь с тех пор у тебя были другие женщины, и не одна, наверно...
Василий чувствовал, что Таня говорит об этом только для того, чтобы оправдать себя, и усмехнулся. Таня сделала вид, что не заметила этой усмешки, и продолжала:
– Да и в самом деле, если разобраться – что у нас было? Встретились случайно, провели вместе месяц, разъехались... Не встретились бы – другая у тебя была бы...
– А у тебя – другой, – грубо прервал ее Василий. – Все хорошо, прекрасная маркиза, и топай ты отсюда подальше, нечего тебе здесь делать, – так, что ли? И к сыну ты имеешь отношение постольку-поскольку... А?
Таня молчала, разглаживала на коленях юбку, и Василий, глядя на ее руки, на открытые колени, вспоминая, как он когда-то ласкал ее, с горечью спросил:
– Неужели так сразу и забыла меня, а? Забыла, Татьяна Георгиевна?
Таня молчала.
– И что говорила мне тогда – тоже забыла?
Он напомнил ей некоторые ее слова. Таня покраснела, опустила голову и тихо попросила:
– Не надо, Вася.
– Почему не надо? Ведь было же это. Может быть, я об этом до сих пор помню... как о самом лучшем, что было у меня, – с усилием выговорил он. – Об этом ты не подумала? А ты мне такие слова говоришь, да еще хочешь, чтобы я не обижался.
– Ну я же сказала – извини.
– Это-то конечно, – сразу сник Василий. – Я и забыл, что это слово у вас всегда наготове. Толкнул кого чуть – извините, чихнул – извините. Даже, наверно, перед собакой извиняетесь, если на ногу ей наступите...
Василий чувствовал, что говорит не так, как нужно, что это обида его говорит, но никак не мог найти других слов, медленно продолжал, запинаясь:
– А вот поговорить со мной по-человечески, понять, что у меня тоже... душа есть, – это тебе в голову не пришло.
