– И все-таки дайте лопату. Пожалуйста...
Она выпрямилась, с усмешкой взглянула на него.
– Решили проявить благородство?
– Нет, – сказал он, внимательно глядя через сильные стекла очков, и она почувствовала, что ее усмешка была неуместной. – Просто неестественно, когда здоровый и сильный парень стоит и смотрит, как девушка занимается тяжелой работой.
Такая работа действительно была не для нее. Третью зиму подряд она за тридцать рублей в месяц расчищала аллеи в университетском сквере. Весной и осенью удавалось найти работу полегче, но зимой оставалось только это. И каждую ночь, просыпаясь, она шла к окну и смотрела, не идет ли снег. Первый год было легко, но следующая зима выдалась особенно холодной и снежной, и ей приходилось вставать в шесть утра и идти убирать снег, и редко когда удавалось справиться к восьми часам. Она уже привыкла к тому, что у нее постоянно болит спина, но, когда появились боли в животе, она встревожилась и решила бросить эту работу. Но никак не удавалось найти ничего другого, и она по-прежнему по утрам ходила убирать снег...
– Ну и что же? – спросила она.
Он молча смотрел на нее.
Тогда она протянула ему лопату.
Он сбросил пальто и быстро стал кидать снег и, кажется, за все время не сказал ей ни слова. Так же молча вернул ей лопату и на ее «спасибо» только кивнул, неторопливо оделся, закурил... И медленно направился к набережной, опять сунув руки в карманы пальто.
– Послушайте, – сказала она ему вслед, – а как вас зовут?
Он повернулся, вынул сигарету изо рта и словно нехотя ответил:
– Андрей.
– А меня Галя.
Он переступил с ноги на ногу, но так и не подошел к ней и издали сказал:
– До свиданья, Галя.
– До свиданья, – с улыбкой ответила она.
Дня через два опять навалило сугробы снега, и, когда Галя пришла на свой участок, она увидела там Андрея.
– Уж не собираешься ли ты работать за меня? – от неожиданности она обратилась к нему на «ты».
– Нет, – серьезно ответил он. – Просто сегодня у меня есть свободное время.
– Ну и зачем же ты делаешь это?
Он воткнул лопату в сугроб и полез в карман за сигаретами.
– Вообще-то говоря, не затем, чтобы навязывать тебе свое общество. Если уж тебе так нужны точные формулировки, то это элементарная человеческая жалость. Ты женщина, и физически довольно слабая, и уж наверно, и сама отлично представляешь, чем это может кончиться для тебя.
Сказано было слишком откровенно, но ей и в голову не пришло обидеться.
– Я знаю, – тихо сказала она. – Но работать все-таки нужно, а ничего другого я найти не могу. Пробовала давать уроки, но учителя из меня никак не получается...
