Рурк улыбнулся:
– У меня нет причин не относиться к ребенку, как к своему собственному.
Не удержавшись, Женевьева порывисто сжала руку Рурка.
– Будь осторожен, – сказала она, торопливо поднимаясь. – А мне пора к преподобному Карстерсу.
Сдвинув брови, Рурк смотрел ей вслед. Странная девушка: то она ругала его за то, что он постоянно дает советы или балует детей Гринлифов, а уже через минуту ее прекрасные глаза теплели от какого-нибудь сказанного или сделанного им пустяка.
Рурку часто казалось, что он чувствует в Дженни глубоко скрытое желание, которое притягивало его к ней. Но независимое поведение девушки, словно доспехи, защищало ее от всех, кто старался слишком приблизиться, исключало проявление любых чувств. Рурк задумчиво провел пальцем по пыльной поверхности. Он решительно не понимал Женевьеву, а иногда не понимал и себя.
Часы на камине в доме Женевьевы преданно тикали, но реальное время на ферме определялось созреванием урожая. Как и предсказывал Джошуа, пересадку закончили к июню, затем началось долгое время роста и созревания. Но быстро бегущие дни вовсе не были праздными. Каждое поле требовало постоянного внимания и заботы, каждый день приходилось полоть, рыхлить, обрывать верхушки растений, уничтожать новые побеги, выраставшие от корня.
Казалось, все это время ни Женевьева, ни Гринлифы не знали усталости. Они работали на полях в изматывающую жару и во время теплых дождей, которые приходили с Голубых гор, а вечером все вместе ужинали. Их пища становилась изобильнее с каждым днем: в огороде у Мимси выросли бобы, кабачки, репа, а страсть Филиппа к охоте обеспечивала стол мясными блюдами. Для Женевьевы это было счастливое время, наполненное заботами, надеждами и мечтами.
Теперь, когда у них с Калвином появилось общее дело, и вечера ее стали не столь одиноки. Несмотря на утверждения Женевьевы, что она не мастер учить, юноша оказался на редкость способным и усердным, и дела шли прекрасно. Скоро он уже читал мудрые высказывания Бена Франклина и изучал правила языка по словарю Дилворта, взятому у преподобного Карстерса. Даже днем, во время обеда в тени деревьев, Женевьева частенько подбирала какую-нибудь палочку и заставляла Калвина писать в пыли буквы.
Увидев, что сын научился читать, Мимси достала потрепанную Библию, когда-то принадлежавшую ее госпоже в Гринлифе. Теперь она уже не поглядывала искоса на новое занятие Калвина, а с удовольствием слушала, как он читает Писание.
