– Все-таки черный кот.
– Хм, вот как…
– Мать загнала его в ванную, била палкой и тут, когда он на минуту как-то сник, схватила… Это было ужасно… Он просто буйствовал… И силища же у него!
– Можно себе представить, если это он… Однако… значит, все-таки он…
Кот, связанный, находился в ванной. Мать сказала, что она сама с ним расправится. Молодым людям вообще не по душе убивать кого бы то ни было, а моя жена совсем струсила. Была осень, ночи стали довольно холодными, и она, поеживаясь, снова легла в постель.
Я долго не мог уснуть. Мысль о том, что вором все же оказался черный кот, не давала мне покоя. Не то чтобы это было для меня неожиданным или я рассматривал это как предательство с его стороны. Напротив, я испытывал какое-то чувство удовлетворения. Может быть, это было восхищение его бесстрашием и дерзостью. Ведь с начала и до конца он не издал ни единого жалобного звука. Только сейчас я обратил на это внимание. И сразу же представил себе его, жестоко наказанного, в ванной. Мать уже ушла спать. Из ванной не доносилось ни звука, ни шороха, было так тихо, что я подумал: уж не сбежал ли он?
На следующее утро мать выволокла кота из ванной и связанного бросила под деревом.
– Что мать намерена делать с ним?
– Убить, конечно. Она сказала, что молодым нечего на это смотреть, и не велела подходить к нему.
«Попытаюсь-ка я упросить мать пощадить черного кота, – решил я. – Ведь он стоит этого». Меня привлекала его непреклонная гордость. Совершая ночные набеги, днем он и вида не подавал и не отступал под моим взглядом ни на шаг. Мне казалось, что у него были свои причины вести голодную бродячую жизнь, хотя бы потому, что он был не только нагл, но еще отважен и храбр. Будь он человеком, он был бы, конечно, своенравным правителем какого-нибудь княжества. Ирония судьбы, что он стал бродячим котом. Его жизненный путь определила такая случайность, как грязноватый цвет шерсти, и сам он ничего не знал об этом. Не к чести людей, что всяким низким, вульгарным насекомым они подчас дают пищу и теплое убежище, а такие, как черный кот, оказываются брошенными на произвол судьбы. Но, даже будучи изгнанником, он не раболепствовал, не подкрадывался к кухне исподтишка. Отважно осуществляя свои ночные набеги, он боролся в меру своих сил. А когда попался, не стал даже кричать.
И все-таки я ничего не сказал матери. В наш век такие мысли могли быть сочтены прихотью больного человека. Той весной мне не раз уж приходилось ссориться с матерью. Дело в том, что во дворе моего старого дома росло несколько деревьев – дуб, клен, вишня, банановое дерево. Весной, когда появлялась зелень, эти деревья были удивительно красивы. Я переносил свою постель в такое место, откуда мог видеть их, и наслаждался зрелищем. И вот однажды мать буквально обкорнала ветви, и деревья стали голыми, как голова бонзы.
