Но был еще и третий. Он прыгнул на гопломаха с крыши заброшенного дома словно барс. Махайра Таруласа рассыпала в темноте золотые искры, отбив коварный удар в бок.
Теперь у гопломаха противник был достойный. Его широкий римский меч находил самые уязвимые места в защите Таруласа, и только самообладание и отменная выучка бывшего центуриона позволяли ему избежать смертоносного удара.
– Барра[95]! – наконец подал голос противник Таруласа и сделал молниеносный выпад с колена, целясь в незащищенный живот гопломаха.
Но и этот, почти неотразимый, удар встретила махайра Таруласа.
– Гром и молния! – вскричал плохо различимый в темноте противник гопломаха, отскочив на безопасное расстояние. – Пусть меня поглотят волны Коцита[96], но я не верю! Это невозможно! Только один человек был способен защититься от этого удара! Но его нет в живых…
– Пилумн?! – Тарулас опустил махайру. – Ты?! Здесь, в Понте?
– О, боги, я сплю! Прочь, прочь! Наваждение… – противник гопломаха в страхе прижался к стене и забормотал заплетающимся языком заклинания: – Прозерпина благая, красная, жена Плутонова, Сальвиею зовомая, выставь на мой выклик пса трехликого, да прогонит он от меня злых лемуров. Три жертвы я тебе обещаю…
– Товарищ мой старый, опомнись. Я не приснился тебе. А в царство Плутона мне еще рано, дружище, – и Тарулас с облегчением рассмеялся – противником оказался бывший легионер его центурии, прозванный за силу и буйный нрав Пилумном[97].
– Рутилий! Брат… – Пилумн бросил меч и упал перед гопломахом на колени. – Как же это… Я тебя, своей рукой… У-у, горбатый пес! – он погрозил кулаком в темноту.
– Встань, – помог ему подняться Тарулас. – Ты как здесь оказался?
– Об этом потом… – Пилумн прислушался.
Где-то неподалеку послышался топот ног и тревожные оклики.
– Ночная стража! – вскричал Пилумн. – Уходим! – потянул он за собой Таруласа-Рутилия.
– Куда?
– Есть места, – коротко хохотнул довольный и радостный Пилумн. – Там и поговорим…
Харчевня, куда привел Пилумн бывшего своего центуриона, пользовалась в Синопе дурной славой. Называлась она «Мелисса»[98], по ночам и впрямь напоминала дупло с пчелиным роем, но цветочной пыльцой и душистым медом там и не пахло. Собирались в харчевне большей частью прощелыги, стареющие гетеры и бесшабашный портовый сброд, поклоняющийся Лаверне[99].
– Вина! – Пилумн пинками согнал со скамеек двух попрошаек, отсчитывавших медные оболы[100] в ладонь растрепанной, нетвердо держащейся на ногах гетеры, одетой в замызганную бассару
