– Пить хочется, – сказала Любава и подошла к мирно плещущемуся фонтану.
– Не пей, – сказал капитан.
Любава удивленно посмотрела на него и, ничего не спросив, вернулась к стволу.
– Семиглаз отключен, – сказал Петр, остановившись перед капитаном.
– Весь?
– Кто его знает, весь или нет, – развел руками Петр. – Те проводники, которые обнаружили, мы перерезали…
За стеной здания занималось далекое утро. Облака, все время клубившиеся под полом, приобрели новый, зловещий характер. Прежде серые, иногда полупрозрачные, они налились грозовой чернью.
– Такие облака выпускает осьминог, когда ему плохо, – топнув по полу, сказал кто-то.
– Не делайте ничего лишнего, – предупредил капитан.
Все в течение нескольких мгновений смотрели вниз. Облака, словно сытые змеи, ворочались, будто старались проникнуть сквозь пол в центральный зал.
– Семиглаз недоволен, – сказала Любава.
– Всем не угодишь, – заметил Брок. Он вооружился толстой веткой, придав ей вид копья.
– А на «Орионе» осталась лазерная пушка для распыления метеоритов, – вздохнул Петр.
– Да, вооруженьице у нас не того, – сказал кто-то. – Прямо заметим, примитивное вооруженьице.
– Как у питекантропов, – добавил Брок, щеголявший знаниями по истории Земли.
Джой Арго оглядел собравшихся, задержался взглядом на нескольких носилках, составленных у фонтана. Разговоры смолкли.
– Сейчас разобьемся на штурмовые группы, – сказал капитан. – Первая постарается вышибить дверь. Задача второй группы – удержать пролом: возможно, материал самовосстанавливается…
Белые как мел лица орионцев были полны решимости.
– Я пойду впереди, – сказал капитан, закончив свой короткий инструктаж.
После возвращения на Землю работа поглотила Борцу. Кораблей из космоса приходило немало, и карантинная служба на недогрузку не жаловалась.
Каждую свободную минуту, однако, Борца отдавал своему любимому детищу – машине синтеза. Домой он заезжал нечасто – городскую квартиру Борца невзлюбил после печальных событий, первой жертвой которых стал бедняга Бузивс.
В память о Бузивсе остался портрет обезьяны, сделанный одним из приятелей Борцы, художником-любителем. Писанная маслом картина изображала Бузивса во весь рост, в натуральную величину. Когда после возвращения из клиники невесомости они заехали сюда, Зарика оставила в углу портрета надпись: «Я не забуду тебя. Прощай, Мишка!..»
Сохранил Борца и очки Бузивса, придававшие обезьяне вид сварливой ханжи.
Без Мишки-Бузивса в доме стало пусто, и Борца особенно остро, почти физически почувствовал свое одиночество.
