– Зачем же тогда оставлять? – скупо усмехнулась Софья.
– Ну, мало ли что. Заболеете тяжело, или еще какая беда приключится.
Бахметьева молча взяла бумажку с московским адресом и телефоном, но ни разу ими не воспользовалась. Слишком острым и болезненным было воспоминание о том, как унижалась она перед этой соплячкой, как просила и заглядывала ей в глаза. Софья ее так и не простила. И не за новое замужество и отлучение от внука, а именно за это унижение.
* * *
Внезапно резко похолодало, поднялся сильный ветер, который принес с собой обильный колючий снег. Ира вела машину, напряженно вглядываясь в дорогу, а Настя и Татьяна на заднем сиденье вполголоса обсуждали то, с чем им пришлось неожиданно столкнуться.
– Как все похоже, – задумчиво сказала Татьяна. – В течение одних суток два убийства, связанных с семьей давным-давно расстрелянного Бахметьева, точнее, с его матерью и вдовой. И на месте преступления, кроме следов проживающих, следы одного постороннего. А у моего Сурикова нет алиби на весь период, охватывающий оба убийства. Плетет какую-то беспомощную чушь, дескать, ходил, шлялся где-то, выпивал с девицей, с которой только что познакомился. Всю ночь с ней и проколобродил, часов до девяти утра, а потом расстался, и ни адреса ее, ни фамилии, естественно, не знает. Вот поди проверь такое алиби.
– Таня, тебя Стасов очень любит?
– Надеюсь. А что?
– Он может во имя этой любви проявить чудеса оперативности?
– Тоже надеюсь. Ты хочешь предъявить фотографию Сурикова людям, которые видели какого-то молодого человека в доме, где жили убитые супруги?
– Хочу. И еще кое-что хочу. Только тут действительно нужно проявлять чудеса оперативности. Не знаю, получится ли, – с сомнением сказала Настя. – Но надо пробовать. Так или иначе завтра вечером мы должны отсюда уехать. И за это время надо успеть сделать как можно больше.
Машина остановилась перед домом, где жили Татьяна и Ира. Татьяна вынула из сумочки связку ключей, сняла один ключ с кольца и протянула Насте.
– Держи. Иди домой и дозванивайся Стасову и своим ребятам. А мы с Иришкой сейчас поедем ко мне на работу и постараемся обернуться побыстрее.
Настя поднялась в квартиру. Она не любила находиться одна в чужом доме, даже если это был дом, где ее считали желанной гостьей. Ей начинало казаться, что она находится здесь незаконно, не имеет права ходить по этому полу, сидеть на этих стульях и греть воду в этом чайнике. Все вокруг чужое и непривычное, и ей становилось грустно и неуютно.
