И опять, я помню, поймал себя на мысли, что пишу что-то не то. Откуда взялся Боданцев? Не было такого среди ученых, с которыми я успел познакомиться в этот день в Институте физики. А между тем я так отчетливо видел его перед собой (высокий, с буйной шевелюрой, в модном однобортном костюме, перепачканном тем самым мелом), что сбоку, на полях блокнота, пометил:
«Смеется, как водопад». А ниже шла «сценка в приемной»:
Секретарь директора института, Анна Владимировна, Толи Боданцева боится панически. «Почему?» — удивился я однажды.
«От него столько шума — просто ужасно, — объяснила Анна Владимировна. — Когда он объявляется в приемной, я вся дрожу от страха: сейчас что-нибудь опрокинется…»
Люди, которых я не знал. Но у меня было такое чувство, что я их пока не знаю, что познакомлюсь с ними позже. И чем больше я записывал свои впечатления в блокнот, тем все более каким-то странным образом Мое воображение, даже помимо воли, населяло эту гермокамеру, сам институт с его сумеречными по-вечернему коридорами (тишина, тишина) людьми, которые вставала рядом с реальными, живыми учеными, водившими меня па лабораториям, рассказывавшими удивительнейшие вещи!.. Да, вот в чем дело: меня поразил факт. Поразил результат одного случайного, попутного эксперимента — внезапное и необъяснимое перерождение хлореллы в культиваторе. «Да это ж прямо… зеленая смерть биосферы!» — невольно вырвалось у меня. «Что? Как вы сказали? — удивился мой попутчик (назовем его Исследователем). — Зеленая смерть биосферы? — Минутная пауза. Озадаченность. Размышление. Резюме (с легкой улыбкой): — Разница между писателем и исследователем в том, что у первых избыточная фантазия, а у вторых — ее недостаточность».
Опять пауза. На этот раз размышляю я. «Ну а если попытаться… экстраполировать[1] результаты вашего эксперимента?..» — «Нет, — решительно был я оборван. — Это вы можете допустить такую экстраполяцию. — Опять легкая улыбка. — В литературе такая экстраполяция, кажется, называется научной фантастикой, не правда ли?»
Да, факты были настолько поразительными, что я чувствовал: мне легче будет оперировать ими в мире вымышленных персонажей. Экстраполяция? Ну что ж, пусть будет литературная экстраполяция.
Обо всем этом думалось так неотвязно, что я начал терять нить мысли моего провожатого: о чем он говорит? И он, очевидно, догадавшись о моем состоянии, но ложно истолковав его (столько научной информации разом — как не потерять голову?), любезно предложил:
