К его некоторому облегчению, присматривал за рудокопами знакомый надсмотрщик – Бичета, и Каттай отважился к нему подойти.
– Господин мой, что случилось? Почему все закованы?..
Бичета передёрнул плечами. Мальчишка-лозоходец был рабом, однако этот раб носил серебряную «ходачиху», и сам Шаркут ему покровительствовал. Поэтому Бичета неохотно, но всё же ответил:
– По приказу распорядителя. За непокорство.
«Сохрани и помилуй Лунное Небо! За непокорство?..» Каттай ужаснулся ещё больше и не отважился на дальнейшие расспросы. Он посмотрел на Дистена, работавшего дальше всех от «чела». Вот уж кто был, по мнению Каттая, воистину добрым рабом! Это верно, старый горшечник когда-то убил негодяя, причинившего его семье зло, но законное наказание принимал с твёрдостью и достоинством… Чтобы такой человек да вдруг взялся проявлять непокорство?..
Выждав, Каттай подгадал время, когда Бичета ушёл сопроводить до подъёмника вновь выломанную самоцветную глыбу, и подбежал к Должнику:
– Дядя Дистен!.. Чем вы все здесь провинились?..
Взгляд саккаремца показался мальчику каким-то далёким.
– Вчера, – медленно ответил горшечник, – один из нас увидел на стене тень. И это была не его собственная тень, малыш. Она грозила рукой – вот так – дескать, уходите поскорее отсюда! – и у неё торчал на спине горб. Я не буду тебе говорить, о чём мы сразу подумали. Сегодня мы замешкались перед входом в забой, а когда нас погнали вперёд, шестеро попытались войти сюда раньше других. О чём подумали надсмотрщики, я тебе говорить тоже не буду. Этих шестерых тотчас отделили и наказали, и я уверен, что покойные матери тех, кто порол… Ну да Богиня их, впрочем, наверняка уже простила… а остальных посадили на цепь. Вот так, малыш…
– Дядя Дистен! – взмолился Каттай, против воли чувствуя себя в чём-то непоправимо виновным. – Дядя Дистен, ты потерпи! Я тебя обязательно выкуплю!..
Ответить Должник не успел. Возле входа в забой появился вернувшийся Бичета, и прикованные рудокопы усерднее застучали кирками. Никому не хотелось лишний раз испробовать на себе его кнут. Каттай поспешно отошёл от Дистена, чтобы не навлечь на него гнев надсмотрщика, и пробрался к самому «челу».
Оттуда как раз извлекали очередную бесформенную глыбу, таившую внутри самородок Пламени Недр. Каттаю не требовалось полсуток путешествовать по переходам и шахтам, чтобы взглянуть на уже обработанные камни, он и без Армаровых гранильщиков знал: чем дальше, тем чище, крупнее и ярче становились опалы. Вот и этот камень: половина его была белёсо-голубой и таила внутри алые и зелёные отблески. А другая половина… В ней голубизна и двойная игра цветов сходили на нет, уступая место зёрнам мозаики всех мыслимых переливов. Эти зёрна были подобны ночному сиянию в небесах, о котором, вспоминая родной остров, рассказывал бедный Ингомер…
