– Вы Лиза, верно? – Матвей Васильевич поставил пепельницу перед собой, достал с нависающей над радиоточкой полки «Яву» и китайскую зажигалку. – Вам порекомендовала меня…
– Ольга.
– Да, Ольга… Вы курите?
– Нет.
– А хотите чаю?
– Нет!
Лиза не хотела чаю, она вообще ничего здесь не хотела. У таких мужиков чай будет или помоями холодными, третьей заварки, или, наоборот, чифирь. Но скорее – помои. Матвей Васильевич выпустил облако дыма, перебив кондовым табаком запах от мусорного ведра. Лиза опять поморщилась, но вообще-то хуже ей не стало. Из комнаты доносились детские голоса, скрип качелей – там открыта балконная дверь. Балкон крохотный, бельевые веревки натянуты на уровне Лизиного носа. Там, наверное, старые ободранные коричневые лыжи и что-то еще, накрытое целлофановой пленкой. Позапрошлогодней, непрозрачной и ломкой.
– Как поживает Ольга?
– Вроде хорошо. Мы довольно редко видимся. Так, познакомились когда-то на курсах, живем на одной ветке.
Матвею Васильевичу лет пятьдесят, хотя выглядит моложе. Лицо худое, жира почти нет, без намека на второй подбородок. На носу ни угорька. Если сбрить бороду, вообще будет неопределенного возраста. Лиза представила себе, как он умывается в ванной: старые скомканные тюбики, потеки зубной пасты на стеклянной полочке, пузырек «Тройного». Но умывается очень аккуратно, ни на что не отвлекаясь. Бритва – станок. Лежат на полочке забытые ржавые лезвия… Нет, какой же станок, если борода?
– Вы сказали, что у вас обеденный перерыв сейчас? – Матвей Васильевич вытянул из лежащей на полке стопы желтоватый лист бумаги, отыскал карандаш.
– Да. Но это не значит, что я как штык должна в половину второго появиться, могу немного задержаться… Сейчас пробки на шоссе.
Лиза сама не знала, как решилась войти в подъезд, подняться на четвертый этаж. Заросли хрущоб производили гнетущее впечатление. Тут даже бабушки у подъезда какие-то малоформатные, и всюду пахнет помойкой. А может, у него ванна тоже малоформатная, сидячая?.. Лиза представила, как Василий Матвеевич моется в сидячей ванной, поливает себя из чуть заржавленного душа. Краны немного текут.
– Елизавета… – Он написал ее имя на листе, положив его горизонтально, задумался.
Довольно корявый почерк, а в то же время читаемый. Аккуратность пополам с неряшливостью – такой вот холостяк. Лиза их знала, у нее дядя был очень похож. Только пил. Василий Матвеевич не пьет. Может быть, даже делает зарядку? На балконе, рано утром, с сосредоточенным выражением лица. Потом ставит на конфорку чайник со свистком и возвращается на балкон, выкурить первую сигарету. С таким же выражением лица. Потом завтракает, один; слушает, наверное, радио. Смахивает ладонью крошки с бороды, в тарелку. Прихлебывает чай.
