Наблюдатель пребывал в панике. Он боялся возвращаться на корабль согласно приказу, потому что, зная безграничную доброту своих собратьев, не верил в обещанное ими помилование. Но оставаться на Земле, в чужом теле, было еще хуже.
Не зная, что предпринять, Наблюдатель все глубже впадал в депрессию и начал даже подумывать о смерти, которая все-таки лучше пожизненного лишения тела.
Опомнился он лишь когда с удивлением обнаружил, что его Носитель уже прилаживает к крюку люстры веревку с петлей на конце и явным образом собирается надеть эту петлю на шею.
«С чего бы это?» – подумал Наблюдатель, поскольку данный обычай был ему неизвестен.
Мысли Носителя выдавали намерение затянуть петлю на шее и спрыгнуть с табуретки. Наблюдатель быстро просчитал последствия и неопровержимо установил, что в течение нескольких минут после того, как петля затянется, произойдет полное и необратимое прекращение жизнедеятельности организма Носителя.
Это несколько отрезвило Наблюдателя и отвлекло его от собственных бед. Он поспешно дал Носителю императивную команду: «Прекрати немедленно!» – и медсестра Анжела Обоимова шарахнулась от петли так, что упала с табуретки.
Вчера вечером она окончательно поняла, что влюблена в мальчика из квартиры напротив, только в него одного и ни в кого больше, и плевать, что он моложе ее на семь лет и по всем признакам еще девственник.
Мальчик, который уходил к друзьям праздновать свое восемнадцатилетие, вернулся домой поздно, и все это время Анжела бесилась от ревности. Не выдержав, она выскочила на улицу и отдалась трем мужчинам подряд, но от этого стало только хуже.
Она ощущала себя шлюхой, потерявшей всякий стыд, и это ввергло ее в депрессию.
На самом деле виноват был, конечно, Наблюдатель, который забыл отключить канал эмоционального контакта с Носителем. Но Анжела ничего об этом не знала и к утру решила, что ей лучше умереть, чтобы не мучиться.
Из прощальной записки можно было заключить, что в извечной борьбе пациентов и медработников Анжела выбрала не ту сторону. В частности, в записке сообщалось, что она умирает нагой, дабы не затруднять работников морга, которым, наверное, неприятно раздевать усопших, даже таких красивых, как она.
Анжела прямо так и написала: «…даже таких красивых, как я», – и при этом посмотрела в зеркало, чтобы убедиться, не соврала ли.
Оказалось, нет – не соврала.
Вешалась она тоже перед зеркалом и только в последний момент, уже почти просунув голову в петлю, вдруг подумала: «Господи, что же это я делаю?!»
