— Спасибо, — кивнул тот, не прекращая работы. — С утра я говорил с префектом, и он позволил мне продолжать исследования. Я решил упорядочить действия полицейских фотографов. Преступников надо фотографировать анфас и в профиль, а не как взбредет в голову. Эти фотографы-любители до сих пор воображают, что занимаются художественной съемкой. Мне глубоко безразлично, как будут падать тени, главное — другое: подозреваемый на фотографии должен быть похож на себя в жизни. И точка! — Альфонс взмахнул циркулем и воткнул его в воздух, словно ставя эту пресловутую точку. — Кстати, вот очень интересный случай. Структура кожи на лице и теле разная по плотности. И еще я нашел шишку таланта.
— Альфонс, я привел даму на опознание. Познакомьтесь, мадам Авилова. Это мсье Бертильон, гений точных измерений. Именно он по своей картотеке нашел террориста Равашоля, подложившего бомбу на бульваре Сен-Жермен.
— Очень приятно, — промямлила я дрожащими губами.
— Прошу вас, подойдите и посмотрите на тело. — Полицейский подошел к столу и откинул простыню.
Горький комок подкатил к горлу. Я зажмурилась и отвернулась.
— Ну, полно, полно, успокойтесь, — похлопал меня по плечу полицейский. — Вы должны нам помочь. Соберитесь с силами и…
Да, это был Андрей… Бледное лицо, прямой нос, длинные волосы. А на шее страшная странгуляционная борозда. Но что это? Лицо покрывали глубокие старческие морщины. И руки были испещрены сеточкой. Ахнув, я закрыла рот рукой и отшатнулась.
— Да, это он. Андрей Протасов. Как он умер? Его убили?
Мсье Донзак кивнул:
— Его задушили, а потом сбросили в Сену. Тело быстро нашли, поэтому оно не обезображено. Пойдемте отсюда, мадам Авилова, вы нам очень помогли.
На ватных ногах я еле дошла до выхода. Донзак и Бертильон поддерживали меня с двух сторон.
На улице я смогла отдышаться. С Сены веяло прохладой.
— Когда я смогу забрать тело и похоронить его по православному обряду? — спросила я Донзака.
— У него здесь нет родственников?
— Ни единой души. Все родственники в России, а в Париж он приехал, чтобы учиться живописи. Я очень вас прошу, мсье Донзак.
— Хорошо, я распоряжусь, мадам Авилова. Я рад, что вы, как добрая христианка, хотите отдать последний долг погибшему.
— Он был хорошим художником? — участливо спросил Бертильон.
— Да, очень, у него был настоящий талант. — Я отвернулась, чтобы они не увидели моих слез.
— Вас проводить до дома? — спросил меня Донзак.
— Нет, спасибо, я доберусь сама. Остановите мне, пожалуйста, фиакр.
