Увидев меня, Протасов-старший отложил в сторону инструмент и степенно поклонился.
— Вот пришла, Серапион Григорьевич, поблагодарить вас за отличную работу. Не могла раньше заглянуть — дела держали. Прекрасный гарнитур вы сделали. Мои гости были в восторге.
— Благодарствуйте, госпожа Авилова. Со всем нашим старанием, — вновь поклонился он.
— К вам обращалась статская советница Тишенинова по моей рекомендации? Ей очень понравился гарнитур, и она хочет за дочерью дать в приданое такой же, но только кленовый, с узором «птичий глаз».
— Да, была недавно, разговаривали.
— Только не делайте, прошу вас, точно такую же мебель, Серапион Григорьевич. Мне совсем не хочется, чтобы у других было со мной одинаково, — попросила я.
— Даже не знаю, что вам и ответить, — вздохнул мебельщик. — И сам бы рад, да не получится. Одно и то же стругать — никакого интересу нет, а придется.
— Почему? Что произошло?
— Чтобы другой гарнитур сделать, на ваш не похожий, рисунки и чертежи нужны. А где их взять?
— Как где? — удивилась я. — А Андрей Серапионович на что? Неужели отказывается заработать? Или он на этюдах занят?
— Уехал он вчера, — нахмурился Протасов-старший. — И когда вернется, неизвестно.
— Как уехал, куда? Ведь занятия в училище еще не начались! Он мне ничего не говорил. — Я спохватилась, что выдала себя, но мастер и бровью не повел.
— В Париж. Сказал, что, как только устроится, обязательно напишет. Учиться желает у тамошних художников. Твердил, мол, они сейчас самые новые да самые лучшие. Мечту свою исполнять желает. Наши художники ему не по нраву пришлись, не так пишут. Каких-то импер… прессисистов поминал.
— Импрессионистов, — поправила я его.
— Верно. К ним самым поехал. Учиться будет по-французски картины писать. Будто по-русски нельзя. Зачем только надо было отца в расходы вводить, в Москву ездить?
— И вы его отпустили?
— Разве Андрюху удержишь? Если что себе в голову вбил, так и будет. Я не препятствую. У него своя голова на плечах.
— Как жаль… Он даже не пришел со мной попрощаться. Как-то не по-дружески.
— Он вам письмо оставил, — сообщил Протасов. — Наказал отдать в собственные руки. С утра недосуг мне было, а после обеда собирался к вам мальчонку послать, и тут вы сами явились, будто знали. Погодите, сейчас принесу.
Серапион Григорьевич тщательно вытер руки, вышел из мастерской и вскоре вернулся, неся простой запечатанный конверт. Поблагодарив его, я откланялась и поспешила домой, чтобы прочитать письмо наедине. Хорошо, не отпустила извозчика, у меня словно сердце чуяло, что я долго в мастерской не задержусь.
