- Ну, в общем... - неопределенно отозвался я.
Разговаривать мне с ним не хотелось. В эти вечерние часы нелепость и непоправимость происшедшего ощущались гораздо сильнее, чем днем, подходила и становилась за плечом Марта, и поэтому трудно было отвечать связно.
- Ты, братка, только не вздумай топиться, - продолжал мужчина, придвигаясь еще ближе. - Выпей-ка скруша, сразу полегчает, я тебе правду говорю.
Только теперь я разглядел зажатую у него в руке многоразовую армейскую фляжку с завинчивающейся крышкой.
- Спасибо, - сказал я. - Сейчас не хочу.
- Как знаешь, - миролюбиво отозвался мужчина, снимая крышку. - Дракон свидетель, я не настаиваю. - Он сделал глоток и звучно рыгнул. - Я вот когда с войны вернулся, - сказал он, - много вливал. Теперь ничего. Привык.
- Привыкнуть не сложно, - заметил я, - терпеть труднее.
Сам не знаю, почему у меня это вырвалось, но мужчина обрадовался.
- Вот-вот, - поддержал он. - Лучше налиться, только б не видеть. Подруге говорю: не буду я вместе с ними сходить с ума, так весело было, я два раза короля брал. А она мне, представляешь: мы должны восстановить разрушенную страну. Я, говорит, через неделю еду в деревню. В деревню! Кому она там нужна? С кривушами, что ли, трахаться?
- У каждого свой дракон, - неопределенно заметил я, надеясь, что он отстанет.
Только сейчас, когда он сказал про короля, я понял, с кем сижу рядом. Это был карнавальный клоун - последний осколок довоенной жизни, матрос, запертый в трюме тонущего корабля.
- Плохо тебе, - продолжал он. - Не ври старому, я все вижу. И мне плохо. А им хорошо! Бывает так, что всем хорошо, а одному плохо?
Я закрыл глаза и почувствовал, как обмерло разом сердце, словно грудь изнутри окатили ледяной водой.
... Когда я уходил вечером, Оклахома уже привел двух или трех девчонок, и в Озерном зале у них вовсю шло веселье.
- Эй, рулевой! - крикнул он, заслышав, видно, мои шаги. - Куда бежишь, иди к нам! Мы тебе тут все неполадки поправим. Если, конечно, - тут он радостно заржал, - главный орган в порядке...
- Нет, - сказал я, - не бывает. Когда всем хорошо, и тебе должно быть хорошо.
Клоун внимательно вгляделся в мое лицо, насколько позволяла темнота.
- Слушай, - сказал он. - Пойдем посидим немного, Я знаю рядом местечко.
Я покачал головой. Сегодня был День Поминовения, первый с того дня, как погиб "Трезубец". И хоть я понимал, что мне будет паршиво, следовало отдать долг.
- Это недалеко, - продолжал настаивать клоун. - Всего два квартала. Поможешь мне заодно.
