Поистине, велика радость и велико утешение, если даже это еще справедливо! Но справедливо ли это и имеет ли наше общество право кичливо думать, что наша литература ему не по плечу и наши литераторы достойны только тех успокоительных чувств, что «они-де никого не лучше», в этом мы в другой раз попробуем свесть наши счеты и надеемся, что, отнюдь не скрывая всех язв, разъедающих нашу строптивую литературную семью, мы все-таки не просчитаемся.
Бедные новости дня, за исключением одной «особенной», бродящей в сплетнях и россказнях истории, из коей до нас, частных людей, пока доходят еще только одни
ограничиваются на сей раз новою повестью И. С. Тургенева. «Любимый» русский писатель на этот раз порадовал Россию рассказцем, написанным прямо для немецкого издания и на немецком языке>*; но тем не менее Россия все-таки, конечно, заинтересована этим новым произведением, и о нем надо дать возможно скорый отчет.
Новая повесть И. С. Тургенева, написанная на немецком языке, называется «Странная история». Содержание ее вполне не вымышленное, а истинное: это давняя история жившего в тридцатых годах в городе Орле «блаженного Васи» и одной орловской же девицы, отрекшейся от света и пошедшей «угождать юродивому». Повесть вся крошечная: автор видит Васю, тот чем-то вроде магнетического или гипнотического воздействия на него показывает ему давно умершего его знакомого; потом автор встречает этого же Васю в другом месте в сопровождении знакомой ему девицы Б., оставившей свет ради апостольского служения при юродивом. Вот и все. Всей этой истории — всего на пол-листа, и читается она без малейшей задержечки: все ждешь, не будет ли где чего-то? и не встречаешь ничего, кроме самым обыкновенным образом рассказанного анекдота, к которому в Орле давно уже приснащены были разные подробности, упущенные г. Тургеневым или вовсе ему неизвестные (например, электрический свет, исходивший будто бы от юродивого Васи). Вообще же произведение это нельзя назвать и произведением. Это так, литературный вздор, пустяки, не отмеченные даже ни штрихом мысли, ни тенью дарования. Замечательного в этой повести только то, что она написана по-немецки, да то, что автор в ней ручается, что он видел давно скончавшегося человека при обстоятельствах, при которых никакой обман был невозможен.
Первое, то есть немецкий диалект, на котором написана новая повесть русского писателя, многих приводит в негодование и даже прямо сердит. Чего и из-за чего? Немецкое издание прямо объясняет, что повесть эта была писана «для него». Разве же не свободен беллетрист сделать свою работу на том или на другом языке? «Вестник Европы» только теперь окончил печатание очень умного и очень скучного романа Бертольда Ауэрбаха «Дача на Рейне», которого до сих пор на немецком языке еще не было, и это в Германии никого особенно не удивляет, и Ауэрбаха никто за то не корит. Не станем и мы удивляться тому, что г. Тургенев дал какой-то ничтожный клочок своей работы в немецкое издание. Просили, он и дал, — это, может быть, самое простое и верное объяснение.
