Как во время короткого мгновения, когда сверкнет молния, глаз, находившийся в темноте, вдруг различает разом множество предметов, так и при появлении осветившего нас Селиванова фонаря я видел ужас всех лиц нашего бедствующего экипажа. Кучер и лакей чуть не повалились перед ним на колена и остолбенели в наклоне, тетушка подалась назад, как будто хотела продавить спинку кибитки. Няня же припала лицом к ребенку и вдруг так сократилась, что сама сделалась не больше ребенка.
Селиван стоял молча, но… в его некрасивом лице я не видал ни малейшей злости. Он теперь казался только сосредоточеннее, чем тогда, когда нес меня на закорках. Оглядев нас, он тихо спросил:
— Отогреться что ли?..
Тетушка оправилась скорее других и ответила ему:
— Да, мы замерзаем… Спаси нас!
— Пусть бог спасет! Въезжайте — изба топлена.
И он сошел с порога и стал светить фонарем в кибитке.
Между прислугою, тетушкою и Селиваном перекидывались отдельные коротенькие фразы, обнаружившие со стороны нашей недоверие к хозяину и страх, а со стороны Селивана какую-то далеко скрытую мужичью иронию и, пожалуй, тоже своего рода недоверие.
Кучер спрашивал, есть ли корм лошадям?
Селиван отвечал:
— Поищем.
Лакей Борис узнавал, есть ли другие проезжие?
— Взойдешь — увидишь, — отвечал Селиван.
Няня проговорила:
— Да у тебя не страшно ли оставаться?
Селиван отвечал:
— Страшно, так не заходи.
Тетушка остановила их, сказавши каждому как могла тише:
— Оставьте, не перекоряйтесь, — все равно это ничему не поможет. Дальше ехать нельзя. Останемся на волю божью.
И между тем, пока шла эта перемолвка, мы очутились в дощатом отделении, отгороженном от просторной избы. Впереди всех вошла тетушка, а за нею Борис внес ее шкатулку. Потом вошли мы с кузеном и няня.
Шкатулку поставили на стол, а на нее поставили жестяной оплывший салом подсвечник с небольшим огарком, которого могло достать на один час, не больше.
Практическая сообразительность тетушки сейчас же обратилась к этому предмету, то есть к свечке.
— Прежде всего, — сказала она Селивану, — принеси-ка мне, батюшка, новую свечку.
— Вот свечка.
— Нет, ты дай новую, целую!
— Новую, целую? — переспросил Селиван, опираясь одною рукою на стол, а другой о шкатулку.
— Давай поскорей новую, целую свечку.
— Зачем тебе целую?
— Это не твое дело — я не скоро спать лягу. Может быть, буря пройдет — мы поедем.
