— Трави помалу! Пошел все к фалам! — заорал капитан, поудобнее устраиваясь на корме и захватывая подмышку рукоятку румпеля. Матросы налегли на тали, огромный грот поднимался фут за футом и люггер, слегка кренясь на левый борт, начал отходить от мола.
— Поживей с этими тряпками, Грег!
Капитан вывернул румпель, люггер весь как будто поджался, волчком крутнулся на киле и вдруг рванулся вперед, как чистокровная лошадь, почувствовавшая руку опытного наездника. Как только суденышко вышло из под защиты мола, ветер тут же налетел на него и положил было на борт, но капитан толкнул румпель от себя, а на корме Грег с матросами выбрали брасы втугую, так, что набравшие ветра паруса стали твердыми как доска, и люггер, идя в крутой бейдевинд — настолько крутой, что это могло бы показаться опасным для того, кто не был знаком с этими маневренными суденышками — бросился прямо в пасть начинающегося шторма, в фонтанах брызг, разлетающихся во все стороны из-под левой скулы. Даже здесь, на относительно спокойных водах Даунса, ветра было достаточно, чтобы люггер двигался достаточно быстро, пританцовывая на верхушках волн, прокатывавшихся под его днищем от левой скулы до правой раковины.
Хорнблауэр вдруг понял, что наступает момент, когда он должен ощутить действие морской болезни. Он не мог припомнить себе ни одного начала своих прошлых морских походов, не сопровождаемого вульгарным укачиванием, а движения этого маленького люггера, приплясывавшего на волнах, как раз и должны были послужить толчком для морской болезни на этот раз. Забавно, но на сей раз ничего подобного не случилось: Хорнблауэр с удивлением отметил, что линия горизонта впереди по курсу судна то появляется, когда люггер проваливается в промежуток между волнами, то исчезает, когда судно почти встает на корму, но сам он не ощущает привычных в первые дни пребывания на море приступов тошноты. С гораздо меньшим удивлением Хорнблауэр отметил, что вновь обрел свои «морские ноги» — способность сохранять равновесие на шаткой палубе; после двадцати лет, проведенных в море, это было не трудно. Обычно он терял этот навык только когда его одолевала морская болезнь, но, к счастью, на этот раз постыдный недуг пока не давал о себе знать. Конечно, вначале всех предыдущих плаваний он выходил в море абсолютно измученный заботами о снабжении корабля водой, провизией, порохом, ядрами и — главное! — решением проблем с укомплектованием экипажа. Многодневное нервное напряжение, постоянное недосыпание, огорчения и волнения приводили к тому, что он действительно чувствовал себя больным — даже
