Недоставало еще опять покраснеть!
– Если я делала только то, что делал Генрих в тот день, - слушала лекции и ужинала в трактире, то откуда взялась пыль и грязь на моей одежде? - уверенно договорила я. - Не следует ли отсюда, что мое тело действительно принадлежало не мне?
– Быть может, - ответил господин Вагнер. Понял он или нет, о чем я умолчала, но виду не подал. - Однако есть еще одна возможность, извините, что говорю об этом… Одержание.
– Одержание?… - Я с трудом подавила ужас: то, что мое тело могло быть предано не чужой человеческой душе, а злому духу, показалось мне омерзительным. - Вы подразумеваете: то, что я, как мне казалось, совершила в чужом обличьи, было только сном или видением, и пока оно длилось, я была одержимой? Безумной?
– Я не утверждал этого, - мягко сказал мой собеседник. (Кажется, мои спокойные и уверенные слова прозвучали довольно-таки жалко.) - Опровергнуть меня легче легкого. Если хоть кто-то видел поступки Генриха, когда вы были им…
– Я ни с кем из знакомых не говорила в городе после этого, - устало ответила я. То, что я мнила сражением с дьяволом, оказалось всего лишь призраком, сном, который не ввел бы в заблуждение человека более чистого и с более сильной волей.
– Но все же вы прервали наваждение. Может быть, оставим это пока? Я так и не понял, каким путем вы попали в Виттенберг…
– Я пришла со странниками, ищущими проповеди Лютера, хотела разузнать об отце.
– Вы вправду его дочь - вот одно, что могу вам сказать! Совершенное вами не под силу обычной девушке.
– Пустое, - я не желала принимать утешений. - У меня ведь были деньги, и… Ах да, кольцо. Вы узнали его?
– Я видел его множество раз. Это кольцо, или такое же, носил ваш отец. Мне случалось видеть, как он вызывал с его помощью того, кто явился к вам.
– Оно было при нем после его смерти?
Ответ запоздал. Господин Вагнер не смотрел на меня; судорога прошла по его лицу.
– Я не знаю. Он… Обстоятельства были таковы, что я забыл про кольцо. Следовало бы вспомнить, но… словом, моя вина. Оно было точно таким же - за это могу поручиться.
Мой рассказ о договоре, написанном кровью, и о том, как Дядюшка предъявил права на мою душу, вызвал лишь краткий комментарий: «Не более и не менее? Ну, там будет видно». К тому времени у меня уже не было сомнений, что этот человек мне поможет, и все-таки у меня отлегло от сердца. О беседе в лавке ростовщика я поведала совсем уже весело.
– Вы поступили мудро, милая фройлейн, что остереглись вторично закладывать это дьявольское изделие! По меньшей мере одна опасность несомненна: попасть на купца, который уже держал его в руках. Я помню, как ваш отец подбрасывал его на ладони и приговаривал: хоть бы ты сгинуло, проклятое, за тебя же деньги плачены!… Его нельзя было и потерять.
