– Да чтоб я больше не слыхала от тебя таких слов, толстый ты боров! Не к лицу разумному человеку повторять пьяные бредни!
Я подняла голову от миски. Толстым боровом (и разумным человеком) был сам хозяин, подсевший к опрятно одетой дородной женщине. В подтверждение своих слов она сердито стукнула согнутым пальцем по столу и отодвинула кружку.
– Ну, не сердись, Марта, - примирительно прогудел хозяин. - Разве я сказал что-нибудь кроме того, что всем известно? Или он не живет в сером доме? - так, по крайней мере, послышалось мне с моего места. Зато ответ почтенной Марты был ясней ясного:
– Так что с того, старый?! Дом есть дом, ничего больше! Не возьму я в толк, почему все прицепились к нему и ни к кому другому? Из-за дома - и что такого в этом доме, Господи небесный?! Нет в нем ничего, о чем дураки болтают.
Хозяин что-то пробормотал в усы; я разобрала только слово «наследство», а девочка-судомойка, вертевшаяся рядом, прислушалась, вытягивая шею, и перекрестилась, причем востроносая мордашка изобличала неподдельный ужас.
– Глупости, все глупости! - отрезала Марта. - Я же там день и ночь была, когда ходила за господином профессором! Стыдно тебе, Петер, почтенный же человек! - (Хозяин больше не улыбался, видно, доброе мнение Марты было ему важно.) - Три недели - три полных недели я была при нем, и ничего от него не видела, кроме кротости и благочестия! Чтобы узнать человека, надо его больным повидать, вот как я скажу!
– В болезни по-всякому бывает, - не удержался хозяин. - Как смерть подойдет и с ней адский пламень, самый закоснелый греховодник станет благочестив…
– Молчи знай! Ты о своих постояльцах суди, о пропойцах да шляйках, а господина профессора поносить не позволю!
– Да что ты, Марта, Господь наш с тобой. Я и не о нем вовсе, а так, к примеру… Его хоть навещает кто?
– А как же! - Марта продолжала все так же запальчиво. - Университетские, считай, каждый день приходят, молодые, да господин Фридрих, да господин Альбрехт…
– Господин Альберто, - ухмыляясь, поправил хозяин.
– А хоть бы и Альберто, - на сей раз Марта не стала возвышать голос, но придала ему некое особо пронзительное звучание, отзывающееся дрожью в костях собеседника, и подбоченилась свободной рукой. - Да простит меня Господь, коли я ошибаюсь, а только иные паписты будут поблагородней иных показных праведников, вот оно что. Он не наш, с него и спрос другой, но человек он порядочный, не чета кое-кому.
– Ах, Марта, Марта, - хозяин укоризненно покачал головой. - Темны мне твои речи. Смотри, как бы плохим не обернулось… Ну, не буду, не буду. Нашла уже кого?
