Перекрестясь, я заметила, что Дядюшка болезненно дергает ртом, но сейчас мне было не до того, чтобы уважать его природу и сущность. Тьма подземелья стеснила мне дыхание. Господи, какая жестокая смерть, какая страшная кара… Моя мать, которую я, случалось, проклинала в душе, была семью годами младше меня - и неизмеримо несчастнее. Впору устыдиться моих собственных сетований. А он, мой отец - как он посмел ее покинуть? Если он был столь мудр, как о нем говорят, почему позволил нечистому обмануть себя?…
– Я не сказал, что обманул его, - сразу же отозвался Дядюшка. - Он не знал, что Маргарета в тягости, и полагал к тому же, что смерть матушки придаст ее мыслям другое направление, она перестанет печалиться о друге сердца, назовет его негодяем, а свою любовь - грехом, который следует искупить и забыть. Он и сам стремился забыть ее, а я всего лишь помог ему в этом. Спроси он у меня, быть может, я рассказал бы ему о тебе… но всякий раз, как мой господин вспоминал о Гретхен, я слышал не вопросы, а ругань, которой он пытался заглушить укоры совести. В подобных случаях у вас ведь всегда виноваты бесы! Я ничего не сказал ему, Мария. Не упрекай меня. Поверь, из него вышел бы еще худший отец, чем из Лизбет - приемная мать. Сама посуди, долгое время у нас даже не было постоянного пристанища…
Я горько усмехнулась, услышав это «нас». Меня не интересовали мужские и бесовские оправдания. Я снова была маленькой девочкой, мы с каретниковой дочкой сидели в темном погребе, и я слышала хрипловатый шепот подружки: «Сумасшедшая Грета - она крадет детей и убивает. Ее хотели казнить, а она ожила и улетела. Правда-правда, клянусь Святым Крестом!…» Грета, Маргарета… Плохая шутка, черт.
– Плохая, - охотно согласился Дядюшка, прервав свой рассказ о Лейпциге и безденежьи. - Я мог бы снова спросить, а причем тут черт, и воззвать к твоей логике, но не стану этого делать. Довольно праздных разговоров. Как ты, вероятно, уже поняла, я отыскал тебя не единственно затем, чтобы огорчить печальной повестью твоего рождения.
– Зачем же еще?
– Я намереваюсь рассчитаться с долгами, - заявил Дядюшка и значительно выпятил нижнюю губу. - Твой отец не смог выполнить обещанного, и все же я не хочу, чтобы меня назвали неисправным. Тебя учили, что духи зла не держат обещаний, но это не вся правда. Есть особые обещания, которые мы вынуждены исполнять, если не хотим себе… гм… да, больших, очень больших несчастий. Я клялся твоему отцу в том, что у него не будет ни одной действительной причины для недовольства мной. Единожды у него была такая причина, если a priori не принимать во внимание… Словом, это была история с твоей матерью и тобой. Очевидно, что, как бы я ни поступил, он имел бы основания быть недовольным. Я выбрал наилучший, по своему разумению, путь: как подобает верному слуге, позаботился о господине, а также сделал все, что мог, для тебя. Но теперь я хочу довершить начатое. Во-первых, вот это.
