Цыганскому табору, путешествовавшему пешком или, в лучшем случае, на осликах верхом, требовалось около четырех дней, чтобы покрыть расстояние между Кордовой и Севильей. Для богатого же человека в карете, запряженной четверкой резвых коней, это дело было каких-то шестнадцати часов. Пабло прибыл на ранчо, спустя три дня после того, как Карлос впервые вошел к быку в загон.
«Я не могу разобрать, или он дурак, или самый храбрый человек, которого я когда-либо встречал», – поведал ему загонщик, как только Пабло прискакал на ранчо. «Он там, тот молодой паренек, который делает вид, что не понимает о ком идет речь».
При виде юноши у Пабло захватило дух. Всегда было так, что при виде любого, кто по своим природным данным был матадором от Бога – высоким, стройным, красивым, широкоплечим и узкобедрым – в Пабло сначала возникала ненависть к этому мужчине, которая сменялась чувством, похожим на ревностную любовь. Эти чувства олицетворяли собой все, что в представлении Пабло являлось радостью жизни. Он приучил себя, и уже давно, укрощать этот шквал противоречивых эмоций.
– На него приятно смотреть, – согласился Пабло с загонщиком, – но ты, явно, говоришь о чем-то другом. – Судя по интонации, с которой были произнесены эти слова, загонщик не сумел убедить Мендозу. – Слишком смело ты о нем говоришь…
– То, что я видел – это больше чем смелость, – не успокаивался загонщик. – У него есть внешность и что-то неясное… Но и тебе и мне известно, что именно это, что невозможно объяснить, и делает из человека матадора. Когда он был в загоне, он… – Мужчина запнулся, подыскивая слова. – …Он был, ну… как Бог. Он был великолепен – по-другому не могу это назвать. Смотреть на него было все равно, что видеть как вдруг перед тобой оживает музыка… Вот почему я думаю, что он станет великим матадором.
Пабло пристально смотрел на загонщика прищуренным взглядом. «Никогда от тебя не слышал таких поэтических излияний, друг мой. Возможно, и мои чувства при виде этого юноши на арене будут подобными. Посмотрим».
– Понимаешь, – затараторил загонщик, – он никогда в жизни не держал в руках плаща. Он научился за то время, пока мы ждали тебя, и сейчас конечно не сможет продемонстрировать грацию, какую покажет в один прекрасный день.
– Плаща, говоришь, не держал? Нет, я хочу видеть то, что видел ты. Этого парня и быка.
– Без всего? Дон Пабло, прости меня, но это же самоубийство! Он уже делал так, клянусь тебе, клянусь душой моей матери.
