Определяя во вступительной статье цель нового издания, С. Дубнов заявлял, что инициаторы "Старины" стремятся создать особый тип журнала: оставаясь строго научным, он должен давать импульсы к "историческому мышлению, которое не уводит от жизни, а вводит в ее глубины, ведет через старое еврейство к новому". Журнал посвящен был главным образом истории и этнографии польских и русских евреев - этой наименее разработанной области еврейской исторической науки. Ценным вкладом являлось постоянное сотрудничество польско-еврейских историков Балабана, Шорра и Шиппера; по истории русских евреев много писал Ю. Гессен; М. Вишницер, деятельный член Историко-Этнографического Общества, вел постоянный отдел библиографии, С. Ан-ский разрабатывал проблемы фольклора. Сам (155) редактор помещал статьи и заметки почти в каждой книжке, а, кроме того, в отделе "Документы и Сообщения" систематически печатал материалы из своего архива. С радостью следил он, как растет фундамент научных исследований и сырых материалов, на котором должно быть воздвигнуто здание истории восточного еврейства. Он был до такой степени захвачен своей работой, что не успевал даже делать записи в дневнике. Количество этих записей могло служить мерилом душевного спокойствия писателя: он прибегал к дневнику главным образом в такие минуты, когда в душу вползала тревога, когда из физической и душевной усталости рождалось опасение, что не удастся выполнить план работы, которая составляла смысл жизни. И когда 20 апреля 1909 г. он после трехмесячного перерыва вынимает из ящика заветную тетрадь, там появляются такие строки: "Жизнь полна, делаешь любимое дело, осуществляешь идеал юности. Но отчего же я не только физически утомился, но и душа устала, и не умолкает в ней ропот: не то, не то! Я созидаю Историческое Общество, исторический журнал, который за полвека подготовит достаточно материала для еврейского историографа. Но не поздно ли для меня? Отдать теперь остаток жизни на свозку исторического материала и отказаться от надежды строить! Такое самопожертвование было бы еще разумно, если б я видел за собою рать строителей, творцов. Но где они? Пока даже в "Старине" вся тяжесть черной редакторской работы падает на меня одного" ...
Часто повторяющаяся мысль, что жизнь может неожиданно оборваться, внушена была не боязнью смерти, а сознанием огромности той задачи, которую ставил себе писатель. В день Рош-Га-Шана 1909 г. среди пурпура и золота северной осени молится он о том, чтобы ему "дано было закончить любимый труд прежде чем уйти из мира". Он вырезал эту дату - 3 сентября 1909 - на коре березы; кусок коры, срезанный спустя несколько лет, при разлуке с Финляндией, хранился в ящике письменного стола еще в рижские дни...
