Юлия обвела взглядом амфитеатр. Весь день прошел незамеченным ею, она словно отсутствовала здесь. Порой рев трибун пугал ее и, очнувшись из забытья, она устремляла короткий взгляд на арену. Адонис время от времени прикасался к ней, поправляя прическу или складки ее паллы. Юлия таяла от прикосновений этих рук, от близости склоненного к ней лица, от дрожащей, как солнечные пятна на глади Тибра, улыбки эфеба, в которого она была так влюблена и в глубине душе почитала за божество. Она так боялась потерять Адониса!.. Но мысли ее при этом летели к другому! Там, на площади за стенами цирка, стоит ала в блестящих кирасах, и кони, мокрые от пота, пышут жаром.
Там, там Юлий Флавий!.. Ее Юлий – ее недуг, кара богов за цинизм и извращенные безумства юности.
Пять лет назад в Ариции, на их прекрасной вилле Гай Корнелий, ее супруг, принимал молодого воина, и тогда же загорелось ее сердце. Их любовь началась с одного только взгляда… О, как же она боялась! Как она так боялась, что останется горсткой пепла!.. Но Юлий отдал ей всего себя. На счастье или на погибель.
И Юлия до сих пор не может простить себе слез Адониса, когда он, в глубине гинекея, в ее тайных покоях, с мольбой пал к ее ногам. О, он уже тогда предчувствовал свою беду, этот четырнадцатилетний мальчик, отождествивший себя с ней!.. Она ласкала его, но думала только об Юлие во тьме комнаты, где в глубоких нишах горели светильники, и ночной ветер надувал белые занавеси…
Тигр был повержен. Публика почуяла кровь, и трибуны взволновались. Боец с разорванным плечом попирал убитого хищника…
Юлия повернулась к своему вольноотпущенному. Брови ее, подчеркнутые антимонием, изогнулись, лицо, бархатистое под слоем притираний, почти сливалось с темнотой, но глаза пылали. Казалось, она летит сквозь свет, воздух и время в неизъяснимой пустоте латинского неба. Кровавый цветок страсти цвел в ней, и она запуталась в его лепестках… Свободная стола Юлии шевельнулась. Она стиснула плечо юноши, и на него дохнуло ужасом. Ее тонкие, унизанные кольцами пальцы были цепки, как крючья палачей!.. Адонис склонился к ней и словно крыльями покрыл ее тело своими широкими рукавами просторного сирийского одеяния… Они целовались. Юлия искала, пила и вновь искала губы. Его язык проникал внутрь, меж ровными рядами зубов, в тепло и влагу мягкого женского рта, касался нёба, и это вызывало в ней легкую щекотку, переходящую в ожоги желания…
Еще несколько тигров было убито, прежде чем на арену выпустили еще более многочисленную группу зверей. С противоположной стороны вышли хорошо вооруженные бойцы. Медленно двинулись они на середину арены. Тигры с шумом втянули воздух и почуяли запах свежей крови. Цирк огласился наводящим ужас рыком. Звери громадными прыжками стали приближаться к бойцам. На них метнули сеть. Зрители бесновались. Кровожадная агония толпы волной докатилась до подиума. Со всех ступеней амфитеатра, верхних и нижних, полились крики и призывы к убийству. После каждого удачного выпада бойца цирк рукоплескал, если же тигру удавалось ранить человека, публика разражалась ругательствами и хохотом, называя несчастного ублюдком и блудницей…
