Среди песков рыдает Miserere,
со всех сторон, пылая, дышит ад,
мы падаем, стеня, за рядом ряд,
и дрогнул дух в железном тамплиере.
Лукав, как демон, черный проводник.
к своим следам мы возвращались дважды,
кровь конская не утоляет жажды,
растущей каждый час и каждый миг.
В безветрии хоругви и знамена
повисли, как пред бурей паруса;
безмолвно все. ни жалобы ни стона,
лишь слезный гимн восходит в небеса.
Господне око жжет и плавит латы,
бросает лук испуганный стрелок,
и золотые падают прелаты,
крестом простерши руки, на песок.
Роскошная палатка короля
вся сожжена Господними лучами...
А там, вдали, тяжелыми мечами
навек опустошенная страна.
Мы ждем конца, вдруг легкая чета
двух ласточек, звеня, над нами вьется
и кличет нас и плачет и смеется
и вдруг приникла к дереву креста.
И путникам, чей кончен путь земной,
воздушный путь до стен Иерусалима,—
путь благодатный, радостный, иной
вещают два крылатых пилигрима.
Идет навстречу мне странник,
высок, величав и строг.
— Кто Ты, Божий посланник?
Отвечает Он тихо: «Я — Бог!»
Речь старца что гром призывный,
в руках — золотой ларец,
в ларце том — замок дивный,
в том замке — храм и дворец.
Во дворце — огни да злато,
и двенадцать рыцарей в нем
средь дам, разодетых богато,
сидят за круглым столом.
Поют; под ладные песни
вращается стол и мир,
каждый час светлей и чудесней
их вечный, радостный пир.
Во храме — строги тени;
бледнее мертвецов
склоняют там колени
двенадцать чернецов.
Сам Бог внимает строго
святую их печаль,
в том храме — сердце Бога,
в том храме — святой Грааль!
Речь старца — гром призывный;
вот Он закрыл ларец,
исчезли замок дивный,
храм и дворец.
Сокрылся старец строгий;
один я в тьме ночной,
иду — и две дороги
бегут передо мной.
Тайно везде и всегда
грезится скорбному взору
гор недоступных гряда,
замок, венчающий гору.
Кровью пылает закат,
башня до облак воздета...
Это — святой Монсальват,
это — твердыня завета!
Ангельским зовом воззвал
колокол в высях трикраты,
к башням святым Монсальвата
близится строгий хорал.
Руки сложив на груди,
шествуют рыцари-братья
по двое в ряд; впереди
старец предносит Распятье.
Шествуют к вечным вершинам,
где не бывал человек,
под золотым балдахином
кроя священный ковчег.
«Сладостен сердце разящий
древка святого удар,
радостен животворящий
неиссякающий дар.
Кровью и пламенем смело,
страшный свершая обряд.
с сердца омоем и с тела
Змея старинного яд.
Да победит чистота!
