* * *
Дядя галантно отступил в сторону, пропуская её вперед, и Эмили перешагнула ветхий порог полуразрушенной церкви. Внутри было прохладно, сыро, пахло грибами - право же, для собрания научного общества можно было бы выбрать пусть менее романтичное, но более комфортное место. Она оперлась на дядину руку - ещё холоднее, чем каменные плиты под ногами - и пожалела, что не взяла с собой теплой накидки.
Как раз посреди собора стоял круглый стол, на котором лежали книги, стоял хрустальный графин, бокалы и четыре канделябра. Неровное пламя свечей вырывало из полумрака лица сидящих за столом. Как она и думала: все они осколки прошлого века, такие же, как и её дядюшка. С десяток пар оловянных глаз уставились на Эмили, и было в этих взглядах что-то, заставившее её зябко передернуть плечами - или это от холода?
Дядя придвинул ей кресло, и она села, стараясь держаться прямо и уверенно. В конце концов, это он пригласил её сюда, пусть они к нему и обращаются за объяснениями. Она резко тряхнула волосами - лишнее движение, от него лучше было бы воздержаться, - пламя свечей заметалось, по стенам побежали пятна света и тени, и ей даже показалось, что одна из фигур в нише на стене шевельнулась.
- За мной следили, - глухо сказал дядя. - Я не мог выйти из дому один.
Он положил на стол руку со скрещенными средним и безымянным пальцами, и все сидящие за столом сделали то же самое. Эмили чуть было не последовала их примеру, чувствуя себя героиней готического романа о зловещем тайном заговоре - и вдруг широко раскрыла глаза, пораженная внезапной мыслью.
Ведь это правда! Это действительно, на самом деле так! Она с самого начала поняла, что дядин рассказ о научном обществе был чистейшей воды вымыслом, - но за ним скрывалась совсем иная, нежели она думала, истина. Ее старый, смешной, безобидный дядя оказался заговорщиком, членом общества, замышляющего бог знает что, и он втравил её в это дело только потому, что нуждался в прикрытии. Эмили во все глаза смотрела на его лицо, на котором под слоем пудры угадывался глубокий шрам от сабельного удара. А ведь дядя раньше был военным, полковником, и оборвал свою карьеру тем - Эмили знала это из семейных сплетен, передаваемых загадочным шепотом, - что бросил в окружении врага отряд больше чем в сто солдат - все они погибли. Это же страшный человек, с изумлением осознала она, - человек, которому ничего не стоит переступить через чужую жизнь.
Некоторое время сидящие за столом молчали, перебрасываясь многозначительными, вопрошающими и отвечающими взглядами. Наконец, один из них, с массивным рубиновым перстнем на сухой руке - классический, книжный символ власти - обратился к Эмили с чарующей, галантной улыбкой:
