— Что? — громко сказал Дерибасов.
Эвелина Пранская что-то записала в блокнот.
— В ее стихах много имен, почти все стихи о любви. Очень часто повторяется некий Михаил Венедиктович — рифмы неумелые, еще бы, к такому отчеству подобрать рифмы, вы представляете, Михаил? Кстати, по стихам этот Михаил Венедиктович тоже очень тонкий, умный человек…
— Светлый! — сказал Дерибасов.
— Спасибо, — улыбнулась Эвелина Пранская, — это именно то самое нужное слово, которое не всегда находится. Светлых людей надо знать, Михаил, вы знаете этого человека?
— Знаю, — сказал Дерибасов. — Это алкоголик.
Осуждение в его голосе было искренним — Дерибасов употреблял алкоголь настолько редко, что Дуня тихо презирала его, выпив, по обыкновению, вечерком рюмочку десертного «для здоровья». Так было заведено в Назарьино, однако алкоголиков в деревне не было.
В истории Назарьино было всего двое горьких пьяниц, но оба были Арбатовы, а это все равно что приезжие. Да и ходили они в алкоголиках недолго: первый, Софрон, скоропостижно скончался, так и не допев любимую «Калинушку», а второй женился, исправился и даже окончил вечернюю школу.
А вот Дерибасов не пил.
— Да, я слаб, — говорил он Дуне.
— Да уж, — соглашалась Евдокия.
— Моя тонкая душа подвержена, — пояснял муж Михаил. — Если начну — не кончу. Не вводи нас во иску-шение-е-е, — козлино ныл он.
— Шут гороховый! — беззлобно говорила Дуня, после чего муж Михаил отворачивался к стенке на 3–4 дня.
— Алкоголик?! — удивилась Эвелина Пранская и отложила блокнот. — А может быть, тезка?
— Нет, алкоголик, — упрямо сказал Дерибасов, — они уже давно… Мне ли не знать…
— Что давно?!
— То самое давно! — сказал Дерибасов с сельской непосредственностью. — Да если бы только! Хоть бы это… людей стеснялись! Так нет! Она ему стишок, а он в тот же вечер, если до клуба доползает, ей частушку. Прямо при всех!
— Частушку?!
— Ну да. Тоже, поэт. Это… снюхались. А частушки такие! — и Дерибасов исполнил единственную сочиненную им еще до женитьбы частушку:
Я у милки две груди
накручу на бигуди!
Если пышной будет грудь,
замуж выйдет как-нибудь!
— Кошмар, — оценила Эвелина Пранская.
— Могу еще спеть, — предложил Дерибасов. — Только это самая приличная. Он раньше, это, что «Я у Зойки две груди…» пел. Мать ее не выдержала, кипятком его ошпарила. Теперь «я у милки» поет.
— Надо же! — огорчилась Эвелина Пранская. — А я бросила все, дочка болеет, муж в командировке… а… как же это?
— А так, — мстительно сказал Дерибасов.
