Ясность понимания была настолько жестокой, что от грубой, непреодолимой силы ее, или, может быть, от гнилостного прелого запаха намокших очисток, Конкина слегка замутило и он не сразу услышал Таисию, которая, бесшумно возникнув у него за спиной, ядовито, с явственным удовлетворением произнесла:
– Ну вот, я вас предупреждала. Ты хотел объясняться? Теперь – объясняйся…
Судя по звуку шагов, она направилась к дому. Витюня тоже благоразумно исчез.
И поэтому, когда Конкин, подняв отяжелевшую голову, торопливо сглотнул, борясь с тошнотой, то увидел, что остался один на один с лохматым, по внешности безалаберным человеком, облаченным в тельняшку и брезентовые штаны, сквозь карманы которых обрисовывались две поллитровки. Глаза у человека были навыкате, а под бульбой синюшного носа топорщились кошачьи усы.
Словно у злодея из детского кинофильма.
Это был сосед.
– Дык, это самое, – увесисто сказал он. – Это я, значит, по такому вопросу. По вопросу, значит, что оно на меня дымит.. Это самое, значит, чтобы оно на меня не дымило… – Распрямляя грудь, он шумно втянул носом воздух, а затем, не выдыхая, икнул, как бы усвоив его целиком. Тем не менее, распространился запах водочного перегара. А сосед заключил. – Это самое, значит, по обоюдной договоренности…
Он имел в виду дым от костра, что, набрякнув жгутом, тянулся к его участку. Жалоба была уже не первой. Конкин знал, как вести себя в этих случаях. Но едва он, вымученно улыбаясь, попытался подняться навстречу усатой, недоуменной физиономии, как она вдруг качнулась, заваливаясь куда-то назад – мелькнуло синее небо, угол крыши с трубой, курчавое облако, – ноги Конкина неожиданно подогнулись, и он шлепнулся со всего размаха обратно, чуть не промахнувшись мимо березового чурбана.
У него, наверное, даже на секунду померкло сознание, потому что, очнувшись, он вдруг увидел, что присевший в раскорячку сосед, как-то странно, сбросив маску веселья, узловатой рукой придерживает его на чурбане, а другой – подносит взявшийся неизвестно откуда стакан, на две трети наполненный светлой жидкостью:
– На вот, выпей… Выпей, говорю, легче будет…
И по запаху было ясно, что в стакане – чистая водка.
– Я не пью, – сказал Конкин, разлепив вязкие губы.
Однако сосед резко отвел его протестующую ладонь и, как будто клещами, стиснул все тело:
– Пей! Не надо мне ничего доказывать! Я же химик по специальности, я знаю, что делаю…
Та рука его, что поддерживала Конкина на чурбане, ухватила за волосы на затылке, решительно запрокидывая, а другая прижала граненый стакан к зубам. Конкин не мог противиться: водка сама собой заструилась сквозь горло. От спиртового жгучего вкуса он задохнулся, но сейчас же, сменяя противную жидкость, полилась колодезная вода и вдруг в то же мгновение стало значительно легче. Точно лопнула дурнота, обволакивающая рассудок. Хлынул упоительный воздух, и весеннее солнце потекло по артериям.
