– Пора выступать, – сказал он своей группе. Английские катапультеры и викинги долго глядели вслед королю с молчаливой озабоченностью. Они, по крайней мере Квикка, не раз видели это раньше – как Единый Король шел навстречу своей неизведанной судьбе. Они надеялись больше никогда не увидеть подобное снова. С места, где она сидела в одиночестве, обхватив руками колени, Свандис тоже провожала взглядом удаляющийся маленький отряд. Она не могла броситься вслед за королем, обнять его и зарыдать по-женски: не позволяла гордость. Но она часто видела, как уходят мужчины. Не многие из них возвращались назад.
Спустя несколько часов, когда солнце наконец коснулось края небосвода, пастушок Свирелька привел семерых всадников в скудную тень рощицы чахлых искривленных деревьев. Он негромко свистнул, и из глубины появились молчаливые фигуры, чтобы принять поводья. Шеф медленно сполз с лошадиной спины и неуклюже прошелся по земле, чтобы размять ноющие мускулы ног.
Поездка оказалась адом. С самого начала Шеф был поражен, увидев не крохотных горных пони, на которых они спускались из деревни еретиков, а рослых лошадей, вдобавок на спине у них вместо обычных чепрачных подушек находились непривычные кожаные седла с высокими луками и со свисающими по бокам железными стременами.
– Так ездят baccalarii императора, – коротко объяснил Ришье. – Пастухи из страны на Востоке. Они здесь повсюду. Некоторые их разъезды забираются очень далеко. На расстоянии, с такими лошадьми и с такой сбруей, мы будем выглядеть, как одни из них. Никто их не спрашивает, куда они направляются. Они ездят куда хотят.
Взобравшись в высокое седло, Шеф сразу оценил преимущества, которые оно давало даже неопытному всаднику. Затем он понял, что, как и все остальные, в правой руке он должен держать длинное десятифутовое стрекало, которым был вооружен каждый пастух, и управлять своим скакуном, держа поводья лишь левой рукой. Король, ударив лошадь пятками, попытался приспособить свои ноги моряка к непривычной позе всадника, и в пронизанной солнцем пыли отряд двинулся в путь.
Действительно, никто их не остановил. Спустившись по каменистым склонам и выбравшись на равнину, они снова и снова видели вдали всадников, а нередко, на пересечениях троп и дорог, – пеших дозорных. Свирелька и его приятели махали всадникам копьями, но старались не приближаться к ним, при каждом удобном случае уклоняясь в сторону. Пехотинцам они кричали что-то, более или менее похоже имитируя язык баккалариев, но не останавливались и не спешили обменяться новостями. Шеф был удивлен, что никто из стражей даже не почесался, не заступил им дорогу, казалось, что посты привыкли к конным разъездам, беспрепятственно перемещающимся по всей равнине, без малейшей видимости порядка и системы. Конечно, кое-кто заметил неловкую посадку Шефа и Ришье или сообразил, что они слишком старые и слишком рослые для баккалариев. Но даже раздававшиеся в этих случаях крики звучали добродушно и слегка насмешливо. Император совершил ошибку, убедился Шеф. Бруно выставил в охранение слишком много людей, и слишком мало кто из них знал друг друга. Они привыкли видеть незнакомцев, едущих в сторону Пигпуньента или вокруг него. Если бы император наложил полный запрет на всяческие передвижения и оставил для патрулирования лишь отборный отряд, незнакомый разъезд был бы немедленно остановлен.
