Мой шофер Санин зарулил во двор сквозь высокий арочный свод и сумел припарковаться здесь, как всегда, не с первой попытки. Блестящие сельди-иномарки держались вплотную, занимая почти свободное пространство двора. Архитектор не забыл украсить всю верхотуру здания десятками зубастых башенок и понаставить там-сям аллегорических рабочих и крестьянок, а вот придумать двор, удобный для автомобилей, – шиш, фантазии не хватило.
Наверное, во времена Сталина жильцы дома пользовались служебными машинами, которым было предписано ночевать в казенных гаражах. О грядущем классе автовладельцев, о борьбе внутри класса за место на парковке светила марксизма-ленинизма и помыслить не могли.
Я оставил охрану ждать в машине, сделал несколько шагов к дверям и коснулся пальцем сенсора домофона. По обыкновению, домофон ответил мне мелодией, похожей на шум спускаемой воды в унитазе. Когда сливной бачок опорожнили в третий раз, ожил динамик.
– Кто-о-о? – услышал я слабое дребезжанье умирающего лебедя.
– Виктор Львович, это я, Щебнев.
– Ваня? – покойницкий голос сразу зазвучал бодрее. – Молодец, что приехал. А водки ты случайно не сообразил захватить?
Хрен он умирает, разочарованно подумал я. Живучая порода. Дядя его заслуженный доскрипел почти до стольника, и племянничек еще лет десять может запросто вытянуть. За что мне такое наказание?
– Сообразил, Виктор Львович, а как же! – Я поднес поближе к динамику заранее припасенную бутылку «Astafyeff» и постучал ногтем по ее горлышку. Тук-тук-тук.
Даже если бы старику не капали проценты от издательств, он только на одну кремлевскую пенсию мог бы еженедельно закупать себе спиртное ящиками. Но в последний год наиболее сладким для него стал единственный сорт выпивки – водка дармовая.
– Так чего же ты стоишь, негодник? Поднимайся скорей.
Шум сливного бачка превратился в грохот водопада. Пластиковая, в цвет янтаря, панель домофона на миг заиграла оранжевыми сполохами. Я вступил в подъезд, изнутри отделанный под мрамор. Поднялся на лифте, чья внутренняя обшивка имитировала сандаловое дерево. Вышел и приблизился к двери с замечательной табличкой посредине – «Серебряный В., член Союза писателей».
Вместо буквы «В» с точкой здесь когда-то была буква «Г» с точкой. До самого конца 80-х квартира в высотке принадлежала тому самому дяде Виктора Львовича, писателю Григорию Серебряному – классику довоенной советской фантастики. Григорий Ильич был настоящим мастодонтом: его пухлые романы «Пылающий мир», «Властелины бездны», «Город невидимок» переиздавались, наверное, раз сто; даже в сервант моих малограмотных деда и бабки каким-то ветром занесло его «Тайну профессора Гребнева» в детгизовской «Библиотеке приключений» со стертыми позолоченными виньетками.
