Кейсу было двадцать четыре. В двадцать два он еще был ковбоем, пронырой, одним из лучших во всем Мурашовнике. Его натаскивали самые классные спецы – Мак-Кой Поули и Бобби Квин, легенды биза. Продукт и молодости и сноровки, подключенный к переходнику инфопространства, преобразующего его бестелесную сознательную сущность в череду согласованных галлюцинаций, из которых и образовывалась Матрица, Кейс восторженно работал на износ. Вор, он работал на других, более богатых воров; его наниматели занимались разработкой экзотических программных продуктов – программ для проникновения сквозь блистательные заграждения защитных систем корпораций и отпирания дверей к богатейшим информационным полям.
Он сделал классическую ошибку – из тех, по поводу которых клялся никогда ничего подобного не совершать. Он украл у своих хозяев. Придержал кое-что для себя и попытался переправить за кордон, в Амстердам. Кейс до сих пор не мог понять, как все-таки его засекли, хотя теперь это уже не имело значения. Кейс ждал смерти, но ему только приветливо улыбались. Конечно, его всегда будут рады видеть, но только как человека со стороны, с деньгами. Которых у него теперь не будет. Потому что – улыбка не сходила с их уст – они сделают так, что он уже никогда не сможет работать так, как работал.
А затем они повредили его нервную систему русским боевым микотоксином.
Привязанный к кровати в отеле «Мемфис», он галлюцинировал тридцать часов подряд, а его талант выгорал, микрон за микроном.
Повреждение, нанесенное ему, было минимальным, неуловимым и эффективным до предела.
Для Кейса, который жил только ради восторженного бестелесного пространствования в мнимой реальности, это было Падением. В барах, где его знали как лихого малого, сорвиголову, ему порекомендовали снадобья, облегчающие страдания тела. Но тело для него всегда было лишь куском мяса. А теперь Кейс стал узником собственной плоти.
Его имущество было спешно преобразовано в «новые иены», в толстую пачку банкнот, валюты старого образца, бесконечно циркулирующей по замкнутой траектории мирового черного рынка подобно ракушкам тробианских островитян.
Вести законные операции с наличными в Мурашовнике было очень трудно; в Японии же подобное вообще преследовалось по закону.
В Японии – он знал это с абсолютной и непоколебимой уверенностью – можно найти способ излечить его недуг. В Тибе. Как в официальных клиниках, так и в мощной сети нелегальных больниц – «черных клиник». Синоним имплантации, микробионики и сращивания нервов, Тиба словно магнит притягивал представителей технокриминальной субкультуры Мурашовника.
