– Много раз, – ответил Дронго, – мне очень нравилось ходить по вашему городу. Я вообще любил бывать в Риге. У меня здесь было много знакомых. Но одних уже нет, другие уехали, третьи – умерли. И моей старой Риги не осталось. Наверное, так и должно быть, ведь любой город со временем меняется, а после моего первого приезда сюда прошло уже больше двадцати пяти лет.
– Да, у нас многое изменилось, – согласилась его спутница, – особенно сложно стало после вступления в Евросоюз.
– Почему?
– Выросли все цены, – пояснила она. – Я занимаюсь книжным бизнесом, и у нас самые большие трудности. Мы не можем конкурировать с русской книгой, здесь она продается в огромных количествах и ее привозят из России. Не можем конкурировать и с книгами на английском, немецком языках. Наши издания на латышском выходят таким маленьким тиражом, что они не окупают никаких затрат. Тем более затрат на переводы, покупку прав, издание книг. В общем, положение не очень.
– Мне говорили, что у вас проблемы с русским языком, – сказал Дронго, – но насколько я могу судить, в Риге все говорят или хотя бы понимают русский язык.
– Это проблема с нашими школами, – пояснила Татьяна.
– Я знаю. Извините, что затрагиваю такую щекотливую тему. Я понимаю, что вы гражданка Латвии и не должны мне отвечать. Но мне кажется, что право каждого человека выбирать, в какой школе ему учиться. Если хочет в русской, то должен учиться в русской. Да при желании хоть на суахили. Безусловно, что в школах должны преподавать государственный язык, и он должен быть везде приоритетным, но разве плохо, если граждане вашей страны будут знать еще и другие языки?
– Там все слишком сложно, – ответила Фешукова, – все не так просто, как вы думаете. У многих людей до сих пор нет гражданства…
– И у меня нет гражданства, – повернулся к ним водитель, – вы правильно говорите насчет школ. Я вам так скажу, пусть каждый учит тот язык, который хочет. А латышский мы все знаем, иначе пассажиров потеряем. Есть такие, которые принципиально по-русски говорить не хотят, и мы их понимаем. Но вообще-то они нас всех обманули. Говорили, что мы должны их поддержать в девяностом, и тогда все будет хорошо. Я сам белорус по национальности, мой отец переехал сюда еще в сорок шестом. Но он был офицером, и сейчас нам не дают гражданства.
– Вот видите, – показала на водителя Татьяна, – все слишком непросто. Сейчас нужно свернуть на параллельную улицу.
– Я знаю, – отозвался водитель, сворачивая налево.
