5 октября 1908 года австро-венгерский император заявил о распространении своего суверенитета на Боснию и Герцеговину, Россия дала согласие на аннексию, но обусловила его указанием на европейский характер этого вопроса, то есть передачей проблемы аннексии Боснии и Герцеговины на международное обсуждение и необходимостью компенсации для целого ряда государств. Однако, получив свое, Вена и не подумала выполнять данные ею России обязательства и, более того, начала готовить планы уничтожения своего злейшего врата и исторического союзника России — Сербии, планируя разделить эту страну между Австро-Венгрией, Болгарией и Румынией. Австрийского кайзера в его планах поддержал кайзер немецкий. 29 марта 1909 года в Австро-Венгрии была объявлена мобилизация пяти корпусов. В воздухе запахло войной. В этих условиях еще полностью не оправившаяся после поражения в войне с Японией Россия не стала обострять отношения с Австро-Венгрией и стоявшей за ее спиной Германией, признала аннексию Боснии и Герцеговины и отказалась от требований созыва международной конференции.
Боснийский кризис до крайности ухудшил отношения между Санкт-Петербургом, с одной стороны, и Берлином и Веной — с другой. Именно после него призрак военной опасности постоянно стал витать над Старым Светом. Не успевал разрешиться один дипломатический скандал, как тут же возникал другой. Однако задумка Вильгельма — показать России, кто хозяин в Европе и что ей не приходится ожидать поддержки от новых союзников, полностью провалилась. В Петербурге сделали прямо противоположный вывод и стали еще более интенсивно укреплять военные и политические связи с Антантой. Действия Вильгельма не оставляли России выбора. Вернее, выбор был: или безусловно подчиниться воли Германии, причем без всякой надежды на компенсацию, или же, напротив, еще больше укрепить союз с Лондоном и Парижем. В России выбрали второе.
Несмотря на то что в результате первого марокканского кризиса и аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины России пришлось подчиниться ультимативным требованиям немцев, Вильгельму так и не удалось внести раскол в ряды Антанты. Тем не менее немецкая дипломатия продолжала действовать в подобном духе. Еще прежнее руководство немецкого дипломатического ведомства в лице Ф. Гольштейна и канцлера Б. Бюлова мечтало превратить Марокко в вечно кровоточащую французскую рану, притрагиваясь к которой Берлин мог бы диктовать Парижу свои условия. Вот и теперь, не сумев посеять раздор в стане Антанты в случае с Боснией и Герцеговиной, немцы решили опять попытаться разыграть «марокканскую» карту. Причем предлог для этого был выбран смехотворный.
