- Для меня? - Маарра - больное место графа Раймона, напомнить ему о Маарре - как ударить в незакрывшуюся еще рану. - Дерьмо, вы хотите сказать, что я получил что-либо от этого города, кроме того, что мне пришлось отвечать за вашу с графом Фландрским неуемную алчность? Да если бы не вы, двое Роберов, слуг Маммоны, город до сих пор бы оставался нашим фортом!
Оба Робера так и засверкали глазами.
- Клянусь святым Гробом! - Это Фландрский, в ярости; а Курт-Гез попрактичнее, он сразу к делу:
- Может, скажете, что это мои люди устроили возмутительный бунт в Маарре? Кто, как не сеньор, отвечает за разбойничьи замашки своих... провансальцев, уже повсюду известных как...
- Драчуны и горлодеры!
- И развратники! Кто, как не ваши окситанцы, под Антиохией более всех...
- Перестаньте, брат, - одернул мрачный Годфруа не в меру распалившегося Эсташа. - Вам ли не знать, что епископ Адемар, вечная ему память, родом оттуда же? Так же как и монсиньор епископ Гийом, и сира графа Тулузского я не вижу в чем упрекнуть - разве что в том, что третьего дня он дал мне в долг сто серебряных марок.
Эсташ, пристыженный, обвел языком пересохшие губы, воспаленно красневшие над клочковатой бородой. Обернулся за поддержкой назад, туда, где смиренно молчали прелаты (просто потому, что уже устали кричать - но об этом мы, в свою очередь, умолчим.) К епископу Страсбургскому, Оттону, повернулся Эсташ, к вечному своему союзнику в спорах.
Граф Раймон тоже не собирался позволять обижать своих людей. Странная у тулузского графа любовь с его вассалами - порой восстают они друг на друга, но против любого чужака ни сеньор - их, ни они - сеньора в обиду не дадут.
- Не стоит вам забывать, любезный Эсташ, что без помощи моих людей никогда бы не была удержана Антиохия, и стала бы она склепом не только для вас, но и для всего нашего похода. Это был именно мой человек, священник из Марсальи, кто обрел Святое Копье, даровавшее нам победу...
Сказал - и сразу понял, что напрасно сказал. Слишком нехорошо заблестели глаза у баронов и прелатов, и даже верная поддержка - епископы Лодева и Нарбонна - что-то переглядываются, на блестящих от пота лицах странное выражение. Будто бы паленым запахло в просторном Раймоновом шатре.
Святое Копье...
Святое Копье?
А что, мессиры, где же в конце концов это чудодейственное Святое Копье? Или его чудодейственность, как сказал бы рыцарь Рожер из Таренты, родич князя Гвискара, была несколько... ха... ограничена? Панацея лишь на один раз?
