Вот то-то. Не испытывай же мое терпение.
— Это все мы уже проходили, — ответил я. — Только не забывай: ты знаешь мое имя, но и я знаю твое. Попытаешься меня наказать — я отвечу тебе тем же. Так что никто не выиграет. Обоим придется плохо.
Парень вздохнул и кивнул:
— Это верно. Видимо, нам обоим следует успокоиться.
Он скрестил руки на груди и несколько секунд мрачно созерцал мой пузырь.[13]
Я, в свою очередь, мрачно наблюдал за ним. Лицо его выглядело все таким же бледным и изможденным — по крайней мере, та часть лица, которая была мне видна, потому что минимум половина его была завешена настоящей гривой. Могу поклясться, он не знался с ножницами с тех самых пор, как я видел его в последний раз; жуткие патлы ниспадали ему на плечи черной сальной Ниагарой.
Что же касается остального, мальчишка, несомненно, сделался малость покрепче, но не столько вырос, сколько вытянулся, точно сорняк, и притом весьма нескладно. Как будто какой-то великан ухватил его за голову и за ноги, рванул разок, а потом плюнул и бросил: торс узкий, как веретено, руки-ноги длинные и словно растут не оттуда, а стопы и кисти больше подошли бы горилле.
Его костюм только подчеркивал нескладность фигуры: щегольской пиджак, такой тесный, как будто его нарисовали прямо на голом теле, дурацкое длиннющее черное пальто, ботинки с кинжально-острыми носами, а из нагрудного кармана торчит носовой платок с кружевами, размером с небольшой тент. Сразу было видно, что самому мальчишке кажется, будто выглядит он сногсшибательно.
Тут было над чем поязвить, но я решил оставить это на будущее. Я быстро оглядел комнату — это оказалось какое-то специальное помещение для вызывания духов, вероятно, в правительственном здании. Пол был выстелен чем-то вроде искусственного дерева, абсолютно гладким, без сучков и щелей, явно идеально подходящим для создания пентаклей. В углу стоял шкаф со стеклянными дверцами, где хранились мелки, линейки, циркули, свечи и бумага. В соседнем шкафу стояли баночки и бутылочки с несколькими десятками благовоний. И больше в комнате не было ничего. Стены были выкрашены в белый цвет. Квадратное окно в одной из стен смотрело в темное ночное небо. Комнату освещала унылая гроздь голых лампочек, свисающих с потолка. Единственная дверь была железной и запиралась изнутри на засов.
Мальчишка наконец закончил размышлять, снова поправил манжеты и нахмурил лоб. Лицо его слегка скривилось — то ли он старался выглядеть повнушительнее, то ли страдал несварением желудка, что именно — сказать трудно.
