Один... | страница 63



— Слушай, Нау, я че-то не понял: ты рассказывать историю денег или возбуждать нас собрался? — фыркнул Игорь.

— И то и другое. Так вот, кончил я ему прямо в рот. Он глотнул. А затем привстает и нежно так меня обнимает, словно стальные тиски. И шепчет на ушко — «милый, а ты хотел бы заработать?»

— Двадцать копеек? — острю я.

— Да нет, долларов двадцать пять...

— Долларов? — от удивления я чуть не плюхнулся в дырочку унитаза.

— Угу.

— И что же мне делать? Кого-то... Или кто-то меня... ?

— Да ну что ты... Ты не постеснялся бы, чтоб я сфотографировал бы твой член?

А что мне стесняться? Родителей тут нет. Да и вообще их, увы, больше нет. Знакомых? Вы — и так все знаете. А остальные — сами знаете, где. Те, что с Тагира... И я согласился. Мамочка моя, что у него за квартира! Наша с тобой, Игорь — что хижина бедняка перед дворцом. Ковры, хрусталь, вазы... И в каждой комнате — по телевизору и видику. А в маленькой комнатке — видиков пять! А он так небрежно мне говорит: «А это для перезаписи кассет».

А потом мы пошли в зал, и он сел вызванивать своего друга-фотографа. Потому что сам, видите ли, плохо умеет снимать, а фото желает получше. Приехал фотограф — симпатичный такой парнишка, лет под девятнадцать, не больше. Длинноволосый.

Раздели меня, а затем нацепили на меня рваные джинсовые шорты, из бахромы которых мой член, как банан с пальмы, свисал, ковбойские сапоги и ковбойскую шляпу.

У них там в шкафу полно разной экзотической одежды. Но им показалось, что иммидж ковбоя будет самый прикольный.

Поразвесили по комнате и включили лампы, а затем... Сперва я просто стал, томно положив руку на пояс и слегка повернув голову в сторону. Щелкнули. А затем им захотелось, чтобы у меня встал. Ну, а я им и говорю: «Помогите...» Они переглянулись, и затем парнишка-фотограф присел у моих ног. Он нежно обхватил губами мой дремлющий член и принялся втягивать его в себя и перекатывать языком. И представляете — он у меня поднялся без всяких подталкиваний!

И тогда меня засняли с гордо торчащим хозяйством. Все двадцать пять сантиметров! А затем я расстегивал и понемногу снимал с себя шорты, возбуждаясь все больше и больше, но и возбуждая при этом фотографа и хозяина. Пригласивший меня давно сбросил бы с себя все, но почему-то стеснялся, и только водил рукой по выпирающему сквозь брючную ткань члену. А фотограф, чтоб спокойнее двигаться, выпустил наружу свой член, и тот упруго качался из стороны в сторону при каждом его движении. А я сбросил уже шорты, и теперь сидел на музыкальном стульчике, закинув по-американски ноги на пианино и нажимая каблуком сапога на клавишу «до». А затем стоял раком, опершись на пианино и раздвигая руками ягодицы, валялся на тахте, то томно изогнувшись и оттопырив попку, то выставив гордый свой столб.