— Нет пока еще...
— Попробуй обязательно! Это здорово!
— А что дальше было?
— Брат сунул мне палец в попку, и я просто обалдел от кайфа. И тут мне в рот ударила струя. Сперва я решил, что брат писяет мне в рот, но затем понял, что это не так. Струя была горячая, вязкая как клей, с приятной кислинкой на вкус. И я проглотил ее... Жаль, что у нас еще не брызгает сперма — это очень вкусно, просто замечательно!.. А затем... Затем мы полежали минут пять в обнимку, отдыхая, а затем брат осторожно развернул меня к себе спиной. Мы лежали оба на правом боку, вот так... — и Лешка повернулся ко мне спиной, уложив мой торчащий член между своих ягодиц.
— А затем брат слегка надавил, и... Лешка слегка приблизился ко мне, и головка моего члена легко скользнула в теплую дырочку его ануса. Дальше я уже не спрашивал его рассказа. Доведенный рассказом друга до вершин возбуждения, я с силой вогнал член между его ягодиц и принялся водить им туда и сюда, следя лишь за тем, чтоб не заскрипела бы предательски кровать. Рука же моя гладила его набухшую головку, и через пять минут мы одновременно, как и в прошлую ночь, кончили...
Дни проходили за днями, неделя за неделей. Дни были бесцветные и скучные, похожие один на другой. Не развеселил даже День Нептуна.Но зато ночи... По ночам Лешка устраивал мне мини-спектакли, каждый раз придумывая какую-нибудь новую позу. Он то сосал у меня, то надевался на мой член попкой, то зажимал его между ног, то лизал меня до оргазма...
И вдруг все это в один день кончилось. В родительский день я объелся клубники и меня хватил понос. Врачи засуетились, заподозрили у меня дизентерию и упрятали меня в изолятор. И, что самое обидное, запретили мне выходить наружу, а моим друзьям заходить ко мне. Так что Лешка оставался с той стороны, а я тут, один в маленькой комнатке. Впрочем, один — это я образно — помимо меня в изоляторе был еще один парень, из старшего отряда, чернявый и кучерявый, словно цыган. Впрочем, нет, цыгане не бывают настолько кучерявы. Казалось, что он нарочно завил волосы бигудями. Или сделал себе «химию». Парень лежал на койке и читал какую-то толстую книгу.
Я разместился на соседней, пустующей, койке и принялся меланхолично изучать потолок. Настроение было прескверное, и чем ближе к ночи — тем больше.
Парень же по-прежнему читал книгу, закинув ногу за ногу, отчего его одеяло поднялось горбом. Порой он переворачивал страницы назад, словно желая перечитать какое-то понравившееся место, и тогда долго смотрел на одну страницу. Мне стало интересно, что же он там такого нашел, но спросить я не решался. Да еще все больше и больше росла тоска по Лешке. И, вспоминая о нем, я не мог сдержаться. И тогда я вскакивал и бежал в туалет, чтобы там, заперев за собой дверь, подрочить упрямо торчащий член. Это помогало, правда, ненадолго.
