— Что теперь? — спросил я ее.
— Я думала прогуляться с тобой, куда бы ты не шел.
— Я просто собираюсь подняться на гору и взять кое-какие припасы. А потом отправлюсь в конюшню.
— Я поеду с тобой.
— Я поеду один.
— Я все равно не смогу сопровождать тебя. Я еще должна поговорить с вашими сестрами.
— Они включены, да?
— Да.
Некоторое время мы молча шли, затем она сказала:
— Все это дело было не таким хладнокровным, каким кажется, Корвин.
Мы зашли в кладовую.
— Какое дело?
— Ты знаешь, что я хочу сказать.
— А, это. Ну, хорошо.
— Ты мне нравишься. Однажды это может стать чем-то большим, если ты что-нибудь чувствуешь.
Моя гордость вручила мне резкий ответ, но я проглотил его. За века кое-чему научишься. Верно, она использовала меня, но, впрочем, в то время, кажется, она не была целиком свободной деятельницей. Самое худшее, что можно было сказать, я полагаю, это то, что отец хотел, чтобы я хотел ее. Но я не позволил своему негодованию из-за этого перемешиваться с тем, какими действительно были или могли стать мои чувства.
— Ты тоже мне нравишься, — поэтому сказал я, и посмотрел на нее. Она, кажется, в тот момент нуждалась в поцелуе, так что я поцеловал ее. Теперь мне лучше подготовиться.
Она улыбнулась и стиснула мне руку. А затем скрылась.
Я решил не изучать свои чувства в данный момент.
Я взял некоторые вещи, оседлал Звезду и поехал обратно через гребень Колвира, пока не прибыл к своей гробнице.
Усевшись перед ней, я закурил трубку и наблюдал за облаками.
Я чувствовал, что день у меня был очень насыщенный, а был ведь еще ранний полдень. Предчувствия играли моралите в гротах моего ума, ни одно из которых я не желал бы брать с собой на ленч.
Контакт возник внезапно, когда я подремывал. Я мгновенно поднялся на ноги. Это был отец.
— Корвин. Я принял решение и время пришло, — сказал он. — Оголи свою левую руку.
Я сделал это, покуда его фигура становилась все более материальной, выглядя в то же время все более и более царственно, со странной печалью на лице, такого рода, какой я никогда не видел там раньше. Он сжал мою руку своей левой рукой и вынул правой кинжал.
Я смотрел, как он сделал надрез на моей руке, а затем вложил кинжал в ножны. Потекла кровь. Он подставил ладонь левой руки и поймал ее. Он выпустил мою руку, накрыл левую ладонь правой и отступил от меня. Подняв ладони к лицу, он дыхнул на них и быстро развел их в стороны.
Красная хохлатая птица, размером с ворона, со всеми перьями цвета моей крови, стояла у него на ладони, потом переместилась к запястью, посмотрела на меня. Даже глаза ее были красными, и был знакомый вид, когда она, склонив голову набок, принялась рассматривать меня.
