Александр. Господи! Господи!
Слева, из-за стены экзерциргауза, выносят на походных носилках фельдфебеля, покрытого рогожею; справа маршируют солдаты с музыкой и знаменами.
Солдаты. Ура! Ура!
Пален (командирам, указывая на знамена и носилки). Как в древнем Риме: Ave, Caesar, morituri te salutant.[5]
Константин. Что ты, Саша?
Александр. Оставь…
Александр опускается на ступеньки крыльца, закрывает лицо руками и плачет.
Константин. Вишь, разнюнился! Экая баба!.. (Помолчав.) Ну, перестань, перестань же, миленький Сашенька, голубчик! Не стоит же, право. Наплевать, все там будем!
Александр. Не могу! Не могу! Не могу!
Пален. Поздравляю, господа, с царскою милостью: всех простил.
Яшвиль. Он-то простил, да мы…
Пален. Тише, князь! Вы опять за свое. Вспомните-ка лучше, что я вам сказал давеча: подлец — кто говорит, молодец — кто делает.
ВТОРАЯ КАРТИНА
Кабинет Александра в Михайловском замке. В глубине — окно на Летний сад и Фонтанку. Слева — дверь во внутренние покои великого князя; справа — на лестницу, ведущую в покои государя.
Александр; Елизавета, великая княгиня, жена Александра; Павел; Пален.
Александр лежит на канапе с книгой в руках. Елизавета у окна играет на арфе.
Александр. Что это, Лизхен?
Елизавета. Из «Орфея»[6] песнь Евридики. А ты спал?
Александр. Нет, так только, дремлется. Читать темно.
Елизавета. Да, темно. Уж сколько дней солнца не видно. Живем, как в подземелье.
Александр. Что же ты не играешь? Я люблю мечтать под музыку.
Елизавета. Любишь мечтать. Лежать и мечтать…
Александр. Канапе старенький, еще от бабушки, а удобный. Как ляжешь, так бы и не вставал…
Елизавета (глядя в окно). Небо низкое, темное, точно каменное; а деревья, под инеем, белые, как в саване. — Евридика, Евридика под сводами ада… Мужик идет, шапку снял. Удивительно, что люди шапки снимают перед дворцом. На морозе-то сколько, должно быть, простудилось… Ну, а что же Руссо?
Александр. Руссо? Знаешь, я все о нем думаю. Первобытное состояние натуры… Ах, для чего не родились мы в те времена, когда все люди были пастухами и братьями!
Елизавета. Как старикашка Куракин поет:
Берега кристальной речки.
И пастушка, и овечки…
Александр. Не смейся, Лизанька! Разве не правда, что в простоте натуры сердце наше живее чувствует все то, что принадлежит к составу истинного счастья, влиянного благодетельным Существом в сосуд жизни человеческой?..
Елизавета. Влиянного, влиянного… Как ты хорошо говоришь, Саша!
Александр. Ах, единая мечта моя — когда воцарюсь, покинуть престол, отречься от власти, показать всем, сколь ненавижу деспотичество, признать священные Права Человека — les Droits de l’Homme, даровать России конституцию, республику — все, что хотят — и потом уехать с тобою, милая, бежать далеко, далеко… Там, на берегах Рейна или на голубой Юре, в пустынной хижине, обвитой лозами, протечет наша жизнь, как восхитительный сон, в объятиях природы и невинности!..
