Она встала, я поднялся с пола. Хозяин разворачивал баржу. Я выглянул в окно, увидел справа крупным планом Эйфелеву башню, на которую мне, как обычно, совсем не захотелось подниматься, но я поднялся бы ради нее, если бы ей заблагорассудилось, потому что поднялся бы с ней куда угодно теперь, когда начинал любить ее всерьез, и даже спустился бы хоть в катакомбы, хоть в канализационный люк, о чем ты думаешь? - спросила она. Ни о чем, ответил я, я только подумал, что с удовольствием прошелся бы с тобой даже по ровному месту, а она переспросила с удивленной улыбкой: как это, по ровному месту? Ты имеешь в виду по улице? Да, да, по улице, пойти с тобой, держа тебя за руку и останавливаясь, чтобы поцеловаться, а это значит, уточнил я, что я хочу увидеть тебя снова. Но почему снова, спросила она, ведь мы не расставались. Верно, ответил я, но в конце концов расстанемся же когда-нибудь, если только не… поправился я и замолчал, потому что в голову пришла мысль, которую я не решался сформулировать, что мы, в сущности, не обязаны расставаться, что Симон, судя по всему, не спешил вернуть Одри и у нас с ней времени сколько угодно и, если бы не дети, мы могли бы оставаться вместе, надо только подумать как, и тогда довольно скоро наступит момент, когда мы будем гулять с ней, а это так прекрасно, вспомнил я, потому что еще помнил, что такое идти с женщиной в ногу все равно куда по свету, в обнимку или под руку, из одного места - любого - в любое другое, и сам выбор направления дает возможность ощутить, что такое роскошь в жизни, где все вдруг стало просто. Так думал я и говорил себе, что эта жизнь уже для меня началась, что я тороплюсь не меньше, чем Одри, а то и больше, я смотрел на нее краешком глаза, но она, как мне показалось, отстала от меня, что в конечном счете нормально, сообразил я, ведь я ничего не сказал ей вслух, только намекнул, что мы расстанемся и увидимся снова, я не все ей сказал. И тем не менее.
Мы шли знакомиться с хозяином баржи, и я думал, что хочу поглядеть на этого парня, который везет нас назад к Новому мосту, хочу, чтобы Одри меня с ним познакомила, чтобы ввела меня в свою новую жизнь, жизнь на реке, я хотел с ним встретиться, мне было что ему сказать. Мы вошли в рубку, где он, как и следовало ожидать, находился, познакомься, это Франсис, сказала она.
Франсис - это я, его звали Макс, на вид чуть старше меня и добрый той добротой, которая не вызывает немедленного недоверия, не кажется подозрительной, потому что не выпирает, не вылезает на свет божий нагишом, не прикрывшись, а добротой одетой, застегнутой на все пуговицы и даже холодноватой, словом, сдержанный такой кормчий, ну и что еще, джинсы, футболка, плоская панама блином. Очень приятно, сказал он. Мне тоже, ответил я. Скажите, а как ею управляют?
